– Ты порох проверил, подсыпал на полку? – сердито буркнул Ичивари, прерывая поток слов и пытаясь хоть так выиграть время и послушать лес.
Гух засопел, виновато смолк, осматривая пистоль. Возможно, как с раздражением предположил сын вождя, пытается вспомнить, что такое полка и как засыпать порох… которого при себе нет, рожок укреплен на поясе Ичивари.
Лес наполнился обычными звуками, очищенными от людской суеты. Утро уже превратилось в день, но туман не рассеялся. Вдали, к востоку от поселения, подал голос знакомый пес: махиги по-прежнему усердно и внимательно проверяли тропы. Ичивари кивнул и успокоился. Начинать обход принято от южной дороги, значит, здесь охотники уже побывали. Те самые собаки, что виляли хвостами у дома вождя и ластились к усталым воинам, недавно обнюхали дерн, никого и ничего опасного не заметили, не учуяли.
Плеск воды стал слышнее, тропа заспешила под уклон, прильнула плотнее к кустарнику, а затем юркнула в чахлый ельник, тщетно пытающийся набрать силу и подняться в тени древесных великанов. Увы: ельник не справился с непростым делом выживания и засыхал, понурый, обреченно опустивший лапы, уже облинявший снизу до середины ствола… Гух разгреб ветки и шагнул на старый, подгнивший и обомшелый ствол давно рухнувшей пихты. Нелепо размахивая руками, покачиваясь и вздыхая, перебрался на другой берег. Ичивари неодобрительно нахмурился. Как дед Магур такое допустил? Куда смотрят родные юноши? Оставь Гуха в лесу, пропадет, потеряется и умрет от голода. Рыбу не поймает, ловушку на мелкого зверя не поставит, от крупного не спасется, птицу камнем не собьет… Да еще и упадет в ручей со скользкого бревна.
– Маттио, – шепотом позвал Гух, – это мы. Выходи, никаких злодеев нет поблизости, точно. Ну правда нет! Выходи.
Ветки на крутом склоне зашуршали, раздвинулись, стало возможно рассмотреть бледное до синевы лицо старика, его дрожащие губы и прищуренные слезящиеся глаза. На голове – и кто его надоумил? – венок из травы и гибких мелких еловых лапок. Этот венок, сплетенный для маскировки, Ичивари заметил издали и позабавился наивности бледного, не понимающего леса.
– Гух, мальчик мой, – с дрожью в голосе шепнул бледный, – ты привел вождя или хотя бы Джанори?
– Нет, они заняты, Гух привел меня, – ответил Ичивари, еще раз внимательно осматривая ручей и деревья поблизости, вслушиваясь и принюхиваясь. – Что за беда, Маттио?
Лес был тих, даже слишком тих. Конечно, надо помнить: недавно его обитателей вспугнули собаки, да и охотники шли, не таясь, а, наоборот, намеренно себя показывая и перекликаясь. Старика они, если застали, видели, лошадь – тем более. Почему не увели с собой? Потому что он ждал вождя. И еще наверняка сыграло роль то, что махиги к трусости нетерпимы.
– Если бы одна беда… Лошадь там, за ручьем, хорошо бы хоть она не убежала, – запричитал старик. – Я спрятался и, кажется, сам себя перехитрил, камни скользкие… У вас есть веревка?
Ичивари остановился на середине бревна, даже присел, стараясь рассмотреть уступ, на котором кое-как держался старый Маттио. Затем он пересек ручей и с края лощины заглянул вниз, нагнувшись и цепляясь за древесные корни.
– Гух, приведи коня, – велел сын вождя. – Маттио, веревка не нужна, я дотянусь, давай руку. Надо же, как угораздило… Крепче держись, все будет хорошо, вот так.
Пришлось лечь на землю и, цепляясь одной рукой за удобный корень, нагнуться вниз, вытягивая руку и почти сползая по склону. Маттио часто вздрагивал всем телом, втягивая воздух и стараясь хоть как-то удержать в узде свой страх. Одну руку неловко подавал, а второй продолжал цепляться за камни. Приблизился звук конских копыт, и Ичивари, уже изрядно сердитый на неловкость старика, решил попросить Гуха о помощи. Но тот и сам догадался, мимо плеча скользнула веревка. Маттио заулыбался, поверив в свое спасение, куда решительнее вытянул руку и вцепился, вот дурной старик, не в веревку, а в запястье, дергая на себя и налегая всем весом. Сын вождя успел подумать: «Не зря дед говорил, трусы норовят спасающих или утопить, или отправить в пропасть…» Потом мир погас, сгинул в коротком свисте и сжигающей затылок боли…
Гуха успели найти живым только благодаря фермеру из не признанного еще стариками рода дуба. Потоптавшись и покивав вслед сыну вождя, бледный занялся своими делами. Но время от времени он настороженно поглядывал на улицу. И когда обещанные полчаса растянулись до полутора, когда колокол на университете подтвердил, что нет ошибки в учете времени, фермер решительно отставил плетеную корзину с зерном. Позвал младшего сына – одному идти к дому вождя как-то неловко – и зашагал широко, даже несколько поспешно в сторону улицы Секвойи. Встретил на полпути Джанори и излил свои сомнения ему, как привык делать за долгие годы не только он, так поступали едва ли не все бледные поселка…