Воин-паразит: Стать человеком (СИ)

Это место по праву могло называть Цитаделью Ужаса, ведь вопреки официальному названию, именно он правил ею, а не Аммаст. И будто бы получая извращённое удовольствие от здешней атмосферы, обитатели Цитадели приумножали её.

Даже «ничтожества» — безногие, насильно лишённые развития слуги, что не сумели пройти превращение в нелюдей, кажись, испытывали эйфорию от того, что именно их злосчастный пример служит новичкам в культе отрицательным ориентиром — судьбой, от которой через пот и кровь, те бегут.

Именно тут и провела свою молодость, зрелость, а по меркам простых смертных — ещё и старость — Рене, Песнь Бездны. Ей не спроста было даровано такое имя. Своим голосом она могла вскружить голову любому мужчине, но лишь смерть ожидала несчастного глупца. Лишь те, чьё сердце было занято не поддавались чарам культистке божественной красоты.

Идеальная убийца, искусительница. Верная слуга Тёмного Бога. Адепт уровня «Человек» — недостижимая вершина для миллионов, живущих в пределах внешней стены.

Так отчего же так тяжко ей было в это утро? Нет, не только в это. С тех пор, как она вернулась в Цитадель, прошло четыре месяца. Годы поисков, оставшиеся позади вместе с тысячами павших товарищей обернулись ничем.

«От руки какого-то червяка!» — неустанно повторяла Магистр и рука её инстинктивно тянулась к паху.

Одна мысль об этом теле приводила женское естество Рене в трепет. Эти вороные волосы, развивающиеся в момент занесения меча для удара, эти крепкие, покрытые шрамами руки, что он заработал в ходе бессонных ночей сражений и бегства. И холодные аметистовые глаза, не спускающие взгляда с жертвы в момент, когда меч разрывает на части плоть и прорубает кости.

Рене никогда не любила врать себе. Ей всегда нравилась человеческая смерть. Особенно та, что наступает далеко не сразу. Будто смотришь один и тот же спектакль с повторяющимся финалом, но совершенно разными дорогами к нему.

Ведь в таком случае, удовольствие получали оба: палач — от процесса и жертва — от окончания. Управлять человеческой агонией, решать когда сделать больно и когда остановиться. Это то, что спасало Рене от скуки и одиночества. Ибо даже мать с ребёнком не бывают так близки, как убийца со своей жертвой.

О, да! Она многих запытала, но ещё больше убила просто так — по пути к цели. И невольно, но Магистр задумывалась о том, чтобы поменяться ролями.

В свой самый последний миг, как финальный аккорд песни, характеризующий весь её жизненный путь. Это должна быть великая композиция! С органами, октобасами, лютнями, пиано… Эх, жаль, что все эти инструменты находились далеко за пределами Империи Доминос, покинуть которую Рене было не дозволено Патриархом.

Патриарх… Имя, внушающее трепет в сердца каждого служителя их Церкви. Абсолютная власть, чудовищная по своим размерам ответственность и великая мудрость.

Но у Рене, при всём уважении, оно отдавалось отвращением где-то глубоко, на осколках человеческого сердца. Память о сломанной воле, фантомной болью пронзала опустевшую оболочку, лишённую души.

* * *

Тот день я хорошо запомнила, несмотря на то, что начинался он также, как и все остальные. Нас перевели из подземного капища у самую Цитадель, но условия всё одно были не ахти. Разве что, в моей новой камере было не так сыро.

Безногий дядька через щель в двери просунул подобие завтрака — чёрствую краюшку ржаного хлеба и стакан тухлой воды. Зажав нос, я выпила всё до капли, ибо жажда была нестерпимой, да и хлеб кой-как слопала. До последней крошки, как дедушка учил: «Хлеб — всему голова».

Через несколько часов пришли другие дядьки, старые, в чёрных балахонах. Ворчащие, жуткие.

Спрашивали, читала ли я то, что мне дали. Конечно же нет! Дедушка Ульрик всегда говорил: фанатики — зло, и Темнобог ентот их — гад, коих свет белый не видовал! Ну, то есть видовал, но очень быстро прогнал в саму Бездну!

И ведь не врал дедушка… Зачем? Зачем вылезла из подвала?! Говорила матушка: «Сиди тише воды, ниже травы!»