— У Пастухов платят больше.
— Сколько?
— Если в евро, то по сотне в месяц.
— Я хотел узнать за ракеты. Что, часто пуляют?
Женщина, словно испугавшись чего-то, обернулась на разрушенный дом. Край косынки, закрывавшей лицо, сполз на шею. Травень увидел свежий, розовеющий шрам. Он пересекал нижнюю губу, подбородок и нижнюю часть левой щеки.
— Проклятые Пастухи! Спасу от них нет! — Она схватила сумку и кинулась к поваленному забору. Травень нагнал её, помог перебраться через завал.
— Наверное, надо тут всё разгрести, — бормотал он, отводя взгляд от её изуродованного лица. А она, больше не пряча увечье, в двух словах, на ходу рассказала ему о своих утратах: родители, муж, старший из сыновей. Зато младшая сестра и младший мальчик выжили.
— Забор чинить некому. — Она уже стояла у разрушенного крыльца, спиной к перекошенной двери и в упор смотрела на Травня. — Ракеты по городу пускают часто. Раз в месяц — обязательно. И наши защитники пока ничего не могут с этим поделать.
— Но на каком основании?
— Та Лихоту будто б выбрали мэром. Но бюллетени подделали. Тут кое-кто стал суетиться, бунтовать. Кто-то бандитствовал, кто-то подзуживал. Но всё бы ничего, если б… — Она внезапно замолчала, словно устыдившись собственных речей.
— Что? — Травень схватил её за руку. Женщина отшатнулась. — Говори!
— Всё бы ничего, если б не ракеты, — проговорила она. — Лисичановки считай что нет, и теперь они долбят по городу. Может, хватит уже, а?
— Намеренно уничтожают мирных жителей? Куда же смотрят власти?
— Власти? Власть тут — Савва Лихота. Он как бы избран, но наши защитники не согласны с результатами выборов.
— Ваши защитники? Кто они? Землекопы?
Она поставила сумку на землю и снова взялась за электрошокер.
— Я понял. Ракеты прилетают раз в месяц. На большее количество зарядов у Пастухов нет бюджета. У Землекопов дальнобойной артиллерии нет, и они попросту сидят у вас на шее. Ты правильно и красиво говоришь. Неужели учительница?
— Преподавала в музыкальной школе.
— Да ну?! Значит, музыкалка всё ещё работает?
— Да. Детишки исправно ходят на занятия.
— Хор и оркестр?..
— Да. Всё работает. Мы не сдаемся. Стараемся поддерживать нормальную жизнь.
— А как же…
Их разговор прервал детский плач, внезапный и пронзительный. Женщина заволновалась.
— Простите. Я больше не могу говорить…
— Ваш ребенок болен?
— Нет… уже нет…
Прежде чем она скрылась за скособоченной дверью, он успел сунуть в её ладонь горсть мятых купюр.
Травень вернулся к «туарегу». Только проехав целый квартал, он вспомнил, что позабыл спросить имя музыкантши.
Теперь Сашке надо добраться до центра города. Там, в многоквартирном доме, живет семья Половинок. Но для этого необходимоо пересечь весь Пролетарский район, сплошь состоящий из одноэтажных домов с садами и огородами. С предприятиями торговли и общепита в этой части Пустополья и в прежние времена было плоховато, а Травню надо купить хоть каких-то гостинцев. Не являться же в дом друга после долгой разлуки с пустыми руками.
На левой обочине приткнулся ларек: железные стены, крошечные, зарешеченные оконца, кривая, рифленая крыша. Над кровлей — многообещающий, расцвеченный бутафорским салютом, плакат «…да и выпивка». Букву «е» из слова «Еда» снесло осколком. Этот нюанс сделал плакат ещё более живописным. На площадке перед ларьком припаркована разнообразная техника. Среди прочей штампованной дребедени — «жигулей» с литыми дисками, зеленого мотоцикла «Ява» с коляской, нескольких древних иномарок — выделялась пятнистая «Нива» с крупнокалиберным пулеметов в кузове. Настоящий «джихадмобиль».
Улица перед магазинчиком была пустынной, если не считать трех мужиков, оживленно обсуждавших что-то у задка «Нивы». Травень остановился, опустил окно «туарега». Одного из троих — Витька Середенку — он узнал. Младший брат Гали Половинки казался сильно утомленным, он стоял низко склонив голову, опираясь обеими руками о полик кузова «Нивы». Бледный, покрытый испариной лоб его, прикрывали буйные вихры. Он жевал перепачканную кровью бороду. Двое других — точно не местные! — подпирали его плечами с обеих сторон.
Один — широкий, рыжий, в высокой каракулевой шапке, с густо подернутой серебром бородой — скорее всего, уроженец республик Северного Кавказа. Другой — гладко бритый, черноокий, носатый, хрупкого сложения. Все трое одеты в камуфляж и обуты в берцы. На Витьке Середенко оружия не было видно, а у его товарищей на плечах болтались ремни АКМ.
Травень припарковал «туарег» так, чтобы иметь возможность слышать разговор, но товарищи Витька молчали, сосредоточенно покуривая самокрутки. Один из них, гладко бритый и носатый, стрелял в Травня острым взглядом.