Воин Русского мира

Горное ПТУ — трехэтажное, кирпичное здание постройки шестидесятых годов прошлого века. Травню и раньше доводилось бывать здесь. Когда-то, в прошлой жизни, когда он сам был мал, кроны каштанов едва закрывали окна первого этажа. В те времена его матушка работала тут бухгалтером, а отец ежегодно являлся на сходку выпускников в День шахтера. С тех времен Сашка запомнил: в подвальных помещениях бывшего ПТУ располагались учебные лаборатории. Как-то выглядит это всё сейчас, когда окна третьего этажа все побиты?

На втором, там, где расположился чужак-Матадор со своим «штабом», пахло придорожным сортиром и керосиновой смазкой. По давно немытому линолеуму, испещренному следами бурной жизни, можно читать, как по вчерашнему снегу.

Травень присмотрелся. Тут нашлось всё: и затоптанные следы плевков, и пятна крови, и следы ружейной смазки, и свежие порезы. Под стенами, вдоль плинтусов, была насыпана всякая дрянь. Травень приостановился, оценил количество и калибр стреляных гильз. Потом уделил внимание оконным переплетам. Стекла в окнах рекреации второго этажа недавно заменили. Чья-то безалаберная рука крайне неаккуратно прибила штапик. Под окнами скрипело раздавленное в мелкий песок стекло.

— На что смотришь, дядя Сашко? — услышал он голос Вики.

— Осматриваю следы уличных боев, — отозвался Травень.

— Та не! В Пустополье боев не бывае! Гуляють иноди прокляти Пастухи, але б их швидко заганяемо тому, за пивденну околицю.

Почему так говорит? Травень обернулся. Глаза Вики, темно-карие и преглубокие, превратились в бездонные темные омуты, в грозовые облака, готовые вот-вот излиться бурной влагой. Обидел? Наверняка обидел. Зачем? Эх, такая девушка! Отважная, красивая, но… слишком уж молоденькая. Пожалуй, на пару лет младше его Маши. Нельзя к ней прикасаться. Стасу можно, а ему нельзя. Травень сплюнул досаду под ноги.

— Ти чого, дядя Саша? Пошкодував мене?

— Та ни! Я за Матадора твоего волнуюсь.

— Почему?

— Странный он. Я думаю, может, гей, а?

Эх, как она вспыхнула, как возмутилась! Видать, всё ещё уважает. Может, и есть за что уважать-то?..

— Дядя Саша, ты не смеешь оскорблять Стаса… — Она схватила его за запястье. Ладонь её была твердой и горячей. Сердце Травня подскочило к горлу и затрепыхалось.

— Послушай, мне сейчас не до тебя. Надо познакомиться с этим, как его?..

— С Индейцем.

— Твой Стас назвал его Ромой.

— Стас не мой. А Индеец и есть Рома. По паспорту. Пойдем!

И она, отпустив его руку, быстро зашагала по коридору в сторону лестничной площадки. Когда Травень выскочил на лестницу, её у же и след простыл, только едва слышались частые шаги где-то далеко внизу. Наверное, ради Стаса обула она эти сапожки на каблуках. Ради него надушилась умопомрачительными духами.

Травень пошел на запах. Ну надо же! Такая юная, а запах зрелой женщины!

— Чудны дела твои, Господи! — бормотал Сашка, сбегая вниз по лестнице.

* * *

«…Я с благодарностью принимаю одиннадцатый тон Источника.

Я освобождаюсь от устаревших взглядов и мышления.

Я свободен и независим!

Я нахожусь в Сейчас, не привязанный ко времени и пространству…»

Прочитав текст, Сашка крякнул. Плакат наверняка был набран в «Ворде», а потом распечатан на цветном принтере с использованием функции увеличения. Высокий и широкий бородач уставился на Травня из-под козырька бейсболки. На вид парню не более двадцати пяти лет, но из-под растянутой майки уже выползло пивное пузцо, плечи рыхлые, грудь издает астматические хрипы, нос увешан пирсингом.

Сорокаваттная лампочка разгоняла темноту над старинным канцелярским столом. Облупившийся, дубовый шпон, темные круги и царапины свидетельствовали о длинном послужном списке предмета меблировки. Под столом у чувака был разложен настоящий арсенал уличного бойца: видавшая многие драки бита, нунчаки, шипастое ядро на ржавой цепи. За спиной бородача в полумрак простирались стеллажи, уставленные ящиками и коробками. Черные параллелепипеды раций плотной стайкой столпились на тумбочке у стены. На полу, возле тумбочки, стопками лежали синие пакеты с надписями «Сухой паек». В дальнем углу, под трубой парового отопления, были свалены пятнистые каски и грязные, сильно заношенные берцы. К самой трубе неведомо зачем хитрым узлом крепился стальной тросик малого сечения. Конец тросика прятался где-то за кучей старого барахла и постоянно дергался так, словно к нему привязали собаку. Там же, за грязной, попахивающей немытым мужиком грудой, посверкивало розовое плечико вичкиного пальтеца. Любопытно, зачем она ковыряется в куче солдатских отбросов? Неужели привередливый возлюбленный, командир, вождь, не смог обеспечить «свою куколку» всем необходимым?

Бородач бегло осмотрел экипировку Травня. Потом заговорил, растягивая звук «а» на московский манер:

— Вы от Матадора? Магу предлажить старую вэ девяноста четыре. Но к ней сейчас нет патронов.

— У меня есть оружие, — ответил Травень. — Ты мне дай бумажную карту. Есть она у тебя?

Из-за груды старого барахла послышался сдавленный стон. Кто-то окликнул Травня по имени. В ответ Вика пробурчала невнятное. Дитя Пустополья матерится или ему послышалось?