Война

На мгновение замираем, потом бросаемся к трансформаторной будке и залегаем около стены. Черт, автомата нету, идиот, я оставил его в палатке! И надо же было именно сейчас, я же никогда не расстаюсь с оружием! Фикса тоже безоружный, мы совсем расслабились на этом консервном заводе, поверили, что мы на отдыхе, и ушли на сто метров от позиций без оружия.

Глаза Фиксы бегают, лицо бледное, нижняя челюсть отвалилась. Я выгляжу не лучше.

— Чё делать? Чё делать? — шепчет он мне в лицо.

— Ракеты, ракеты давай, — шепчу я в ответ. Мне чертовски страшно, без оружия я — беззащитное животное.

Сейчас они хлынут в пролом и возьмут нас здесь тепленькими, в одних шортах. И здесь же зарежут. И никого вокруг, мы одни… Курортники хреновы. Придурки! Я озираюсь по сторонам. Надо бежать за склады, там обоз, там люди.

Фикса достает из–за голенища ракеты, одну протягивает мне. «Красная», — мелькает у меня в голове, пока я срываю защитную мембрану и достаю вытяжное кольцо. Мы выставляем ракеты перед собой, готовые выпалить в первое, что появится на дороге, и замираем, натянув веревочки. Словно пацаны, которые стреляют черноплодкой из трубок.

От проходной доносятся какие–то голоса, смех. Говорят по–русски, без акцента. Мы еще немного выжидаем, затем идем к проходной. Там стоят комбат, зампотылу, начштаба, еще какие–то офицеры. Все подвыпивши. Оказывается, они вытащили из административного корпуса сейф и взорвали его, прилепив тротиловую шашку к дверце. Сейф разорвало напополам, он оказался пустым. Кто–то из офицеров предлагает взорвать второй, может, там что–нибудь есть, но комбат против.

— Полудурки, — тихо говорит Фикса, когда мы проходим мимо, — не настрелялись еще.

Наши потери невелики: при падении я разбил себе колено, а Фикса оцарапал щеку.

Больше всего нас расстраивает, что мы оба снова грязные, баня пошла насмарку.

Мы идем в палатку и ложимся спать.

Ночью нас обстреливают. Около трансформаторной будки, где мы с Фиксой держали оборону, рвется граната, за ней — еще одна, потом небо расцвечивается трассерами. Обстрел несильный, в два–три ствола. Несколько шальных очередей проходят над нами, пули приятно поют в воздухе. Им отвечают часовые с крыш, завязывается короткая перестрелка. Из- за забора взлетают три сигнальные ракеты — одна красная и две зеленых, они освещают территорию завода. В дрожащем свете видно, как от палаток к корпусам бегут солдаты и карабкаются на крыши. Пока ракеты висят в воздухе, огонь по нам усиливается, несколько раз хлопают подствольники.

Мы сидим на корточках, смотрим в небо. Этот суматошный ночной обстрел может быть опасен только случайностями: нас надежно укрывает забор, и все пули проходят над головами. Наши палатки стоят в безопасном месте, и мы никуда не бежим. Задеть могут лишь осколки от подствольников, но гранаты пока рвутся далеко. Присев, мы смотрим на зеленые трассера в ночном небе. Красиво.

Обстрел заканчивается так же внезапно, как и начался. Минут пять еще с крыш во все стороны поливают наши пулеметы, но наконец успокаиваются и они. Наступает тишина. Слышно только, как работает дырчик. Закуриваем. На улице чертовски хорошо, и возвращаться в душную палатку не хочется. Мы почти благодарны «чехам», что оказались на улице. Луна полная. Ночь. Тихо.

С крыши мясного цеха спускается заспанный Г арик. Он зевает, протирает глаза. Проспал обстрел, задница с ушами. С ним дежурил Пинча, тот остался наверху, боится, что Аркаша ему наваляет.

— Ты чего не стрелял? — спрашиваю я Г арика.

— А куда стрелять–то? За забором ничего не видно. А навесом мы не пристреливались, могли и вас накрыть.

Г арик понимает, что его отговорка неубедительна, но в то же время знает, что мы ничего ему не сделаем: потерь нет, а стало быть, не из–за чего поднимать шум.

— Хватит сказки рассказывать, — отвечает ему Аркаша. — Чё, хотите двое суток на крыше просидеть? Я это вам запросто устрою.

Гарик не отвечает, не хочет нарываться — Аркаша и правда может загнать их на крышу на двое суток.

— А ракеты–то наши, видал? — толкает меня локтем Фикса и подмигивает. — Одна красная и две зеленых, я чечененку такие отдал. Точно наши. Вернулись в обратку.

— Лучше бы «корабль» через забор перекинули, — огрызаюсь я.

Остаток ночи мы проводим в усиленном карауле на усыпанных ржавыми осколками крышах, как мартовские коты. Я, Фикса, Олег, Гарик, Пинча… Пятеро солдат посреди огромной Чечни под бездонным черным небом.

У нас нет возраста. Нет дома, нет жизни и желаний, нет души, страха и надежд. Только смерть. У нас нет будущего; ничто не ждет нас в той жизни, к которой мы так стремимся. Нам некуда возвращаться, потому что наше прошлое осталось где–то далеко, за забором этого завода. Оно воспринимается отстраненно, как виденный в детстве мультфильм, персонажем которого ты себя уже не ощущаешь. Мы убивали людей и видели смерть своих товарищей, таких же восемнадцатилетних пацанов, и после этого вернуться назад невозможно.