— Мы выставим здесь посты! — Я хотел сказать это, как положено по субординации, но получилось резко. — Эй, Цише! Наблюдай за той стороной! Если кто покажется в окне — стреляй!
Унтер-офицер собрался с духом:
— Мы тоже выставим посты.
Я осмотрелся вокруг. Солнце освещало двор. На ногах держалось человек десять. И столько же лежало раненых на земле, и на стоявших повсюду повозках, и на разбросанных кругом инструментах. Здесь была кузница.
У моих ног, уставясь в небо, лежал Зандер. Он еще раньше спустился сюда с Цахе.
Я стал на колени возле него.
— Куда тебя?
Он поглядел на меня — лицо совсем черное.
— В живот, — сказал он и снова уставился в небо.
— Я могу тебе помочь?
Он чуть заметно покачал головой.
Я встал. Мой взгляд задержался на кронах деревьев над каменоломней — они отсюда были хорошо видны… Да, оттуда началось все то, что случилось потом. Там, наверху, я еще не трусил! Тогда еще нет. Да не трусость же это! А разве не трусость, потерять голову от двух-трех выстрелов? Прежде я палил по каменоломне, а теперь по дому! Хотя должен был бы знать, что опять впустую это. И от страха не заметил даже, что у меня в стволе нет патрона! А вот теперь передо мной лежит какой-то лейтенант, убитый. Он не струсил, погиб честно. И лежит мертвый! И так мне вдруг скверно стало!
Я выманил оттуда своих людей, а зачем? Чтобы не казаться трусом! Чтобы не казаться! Не казаться! Будто во мне не сидел страх, будто я не трусил! Мысли хлестали меня. Ведь я драпанул. А нас учили: отступать нельзя. И прятаться за дом тоже. И тут, — как обухом по голове: останься мы впереди, — нас бы убили, а для чего? Вовсе без пользы. Я только зря пожертвовал бы Сокровищем и остальными. Я за все, стало быть, в ответе, как ни поступи.
Я увидел, что Сокровище осматривает что-то на фляжке Ламма. И только тут до меня дошло, что уже какое-то время бьет артиллерия. Что-то прошелестело над долиной, загремело и тяжело раскатилось вширь, отдаваясь неумолчным гулом из каменоломни; трудно было понять — шло ли это с нашей или с французской стороны.
Я подошел к своим.
— Слушай, — засмеялся Сокровище, — у меня пробило штаны на заду, а Ламму процарапало фляжку.
Я вспомнил, что ведь и мое кепи зацепило что-то. Я снял его. С правой стороны был вырван кусок канта.
Сокровище пощупал порванное место и рассмеялся.
— А ты погляди на мой зад! — сказал он.
Ах, подумал я, ты, видать, даже не понимаешь, что здесь происходит, счастливчик!
— Где Леман? — спросил я.
— Там, позади тачки.
Я отошел от них. Нужно что-то делать! Но если впереди лежат раненые, посылать ли туда других, чтобы было еще больше раненых?
Артиллерийские снаряды шелестели над головой, глухо шмякались и рвались.
Время от времени рассыпались ружейные выстрелы или строчил пулемет. Неожиданно бабахнуло над нами по каменоломне и с силой рвануло. Я невольно пригнулся. Один из незнакомых, мне солдат схватился за руку. Рукав у него был разорван. Кто-то занялся им.
— Это шрапнель, — сказал незнакомый унтер.
— Господин унтер-офицер! — сказал я. — Может, нам занять этот дом? Мы же торчим тут без всякой пользы.
— А если там есть кто, как на той стороне?
— Из соседнего дома не стреляли — это просто померещилось.
Он покачал головой.
— Вот тому солдату пулей оцарапало нос, а он говорит, что его задело, когда он уже бежал назад.
— Так точно, господин унтер-офицер, возможная вещь. Тут еще кто-то говорил, что их обстреляли из фабрики, от которой нас заслоняет соседний дом. Если мы займем дом, то сможем, думается мне, все оглядеть и о раненых лучше позаботиться.
— Хорошо, — сказал унтер-офицер.
Я позвал Цише, Ламма, Сокровище. Цише поднял с земли какую-то железяку, подошел к двери и попытался ее отворить.
— Надо бы сперва проникнуть в кузницу, — сказал он.
Двери кузницы подались под сильными ударами сапог.
Цише принес топор и сбил замок. Мне было немного не по себе. Я взял винтовку и прицелился. Солдаты чужого унтер-офицера стояли в сторонке и только смотрели на нас.
Еще удар. Дверь распахнулась. Ламм бросился внутрь. Мне стало стыдно, и я пошел за ним. Мы оказались в коридоре, который вел через весь дом к передней двери; слева была узенькая лестница. Первая дверь справа была на запоре. Мы отворили следующую дверь и вступили в пустую кухню. Цише осмотрел плиту.
— В доме живут. Вон еще жар не остыл.
В нижнем этаже не было ни души. Мы поднялись по лестнице. Я отворил первую дверь.
Женщина лежала на широкой кровати и смотрела на меня старыми, пустыми глазами. Другая сидела рядом; она тоже уставилась на меня.
— Не надо нас бояться, мать, — сказал я.
Той, что сидела возле кровати, было, пожалуй, не больше двадцати; она начала быстро что-то выкрикивать.
— Вы знаете французский? — спросил я Ламма.
Он, запинаясь, выдавил из себя несколько слов.
Она ответила и с мольбой протянула к нам руки.
— Что она говорит?
— Старуха при смерти. Она просит дать ей спокойно умереть.
— Объясните ей, что нам ничего не надо, — мы только займем окно.
Из угловой комнаты виден был лишь угол фабрики. Сокровище высунулся из окна:
— Там горит.