Война

— Прямо впереди в кустах французы! Прицел девятьсот — огонь! — орет Эрнст.

Внизу кусты еще в тумане. Но здесь уже светит солнце. В кустах ничего не заметно. Я целюсь в самый густой куст и стреляю. Кругом трещат выстрелы.

Надо мной жужжит! Пролетело.

Пока целюсь, считаю.

Три!

Четыре!

— Унтер-офицер Пферль! — кричит Эрнст. — Вперед! Черт побери! Пферль все еще лежит за деревом и не двигается.

Раз! Снова недолет.

— Унтер-офицер Пферль! — орет Эрнст во все горло. Два!

— Отделениями вперед! — орет Эрнст.

Три!

— Отделение Ламма! — кричит слева от меня вольноопределяющийся. — Встать, вперед, бегом марш!

Мы бежим, Ламм впереди. Перед нами виднеется на каменистом пригорке узкая полоска кустарника.

— Занять позицию! — кричит Ламм. — Прицел восемьсот!

Мы залегли за камни. Да он молодец — этот наш вольноопределяющийся! А в гарнизоне его не произвели даже в ефрейторы — ни одной команды не мог подать.

— По отступающим французам! — кричит Ламм. — Прицел тысяча! Огонь!

А ведь и правда! Из кустов вылезают французы и небольшими группами ползут назад. Мы торопливо стреляем. Но, кажется, ни в кого не угодили.

Французы скрываются в лесу. Мы прекращаем огонь. Я осматриваюсь. То отделение, что было справа, уже продвинулось дальше вперед. Рядом со мной лежит Цише. Где Сокровище?

— Вперед, марш! — командует Ламм.

Мы двинулись к долине. Слева шла каменистая дорога, и на ней валялись трое убитых, а кто-то возился с ранеными. Сокровища среди них не было.

В долине мы встретили вторую роту и соединились с ней. Дорога проходила через лесистые участки. Наступил вечер, за ним — ночь.

Капитан второй роты отпустил нас, и мы пошли разыскивать свою. Нам встречались разные части, и мы спрашивали их из темноты:

— Третья рота?

И вдруг услышали:

— Людвиг?

Это был Сокровище.

Я остановился и очень спокойно спросил:

— Где ты торчал все время?

— Я продвигался с отделением правее вас, — засмеялся он.

— А где унтер-офицер Пферль? — спросил Эрнст.

— Не могу знать, господин фельдфебель.

— Теперь вы будете командовать первым отделением. А если он вернется, то больше его не получит!

Кто-то потянул меня за рукав. Это был Ламм. Я отошел с ним в сторонку. Может, он обижен, что я теперь его начальник?

— Прости, — сказал он, — что командовал сегодня вместо тебя.

— Пошел ты! — воскликнул я. — Получилось же очень здорово! Кстати, ты всегда с намерением говоришь мне «ты»? — При этом я немного смутился.

— Нет, это я нечаянно, но мне очень хотелось бы так тебя называть.

— Ламм! — позвал Фабиан.

— Слушаю, господин лейтенант!

— Ах, вот вы где! Если говорить честно, то я считал вас ни к чему не пригодным человеком со всех точек зрения! Не обижайтесь на мою откровенность! Известно ли вам, что я только что представил вас к Железному кресту? Но это между нами, не правда ли? Ренн тоже будет молчать! — И он чуть не бегом бросился от нас, чтобы мы не заметили, как он расчувствовался.

Люньи

Несколько дней мы не получали хлеба. И в обед, и в ужин ели мясо в жидком горячем отваре. Разве было кому время почистить овощи, когда вечером в темноте мы вползали в амбар и подымались по тревоге еще до наступления дня? Как-то раз в одном городишке мы даже провели ночь на мостовой, которая и должна была послужить местом нашего ночного отдохновения, только нам забыли сообщить об этом. Ночь была лунная, лежать на камнях — холодно. Рядом со мной примостился чернобородый лейтенант; он стонал и разговаривал сам с собой, как в бреду.

Занялась ранняя заря. Прохладным утром мы шагали по вьющейся лесной дороге, наконец-то совсем не похожей на эти прямые, как стрелы, не обсаженные деревьями военные дороги Наполеона! Лейтенант тоже взбодрился. Вообще-то он здорово осунулся, и лицо стало серым, может, от грязи.

К полудню мы расквартировались. Одежду и белье развесили на солнце и вымылись у колодца. Сегодня можно было даже ноги вымыть, а ведь мы не скидывали сапог недели две, как не больше. Очень довольные, уселись мы за круглым столом покинутого дома. Цише принялся варить кофе.

— Тревога! — закричали снаружи.

Мы бросились к мундирам и сапогам. Через десять минут рота стояла на улице готовая к маршу. Где-то впереди грохотали орудия.

— Господину лейтенанту известно что-нибудь? — спросил Эрнст.

— Мне известно не больше, чем вам.

Так мы простояли целый час в полуденном зное.

Потом, с частыми остановками, двинулись вперед.

Свечерело, и уже наступила ночь, когда мы вступили в какую-то деревню. Рота остановилась там на ночлег, а наш взвод был выдвинут, в сторожевую охрану.

— Вы с отделением займете первый пост на лесной дороге, примерно метрах в пятистах впереди нас.

Мы двинулись. Ночь была темной. Я считал шаги. На трехсот шестидесятом увидел справа у самой дороги небольшую возвышенность. Там, по луговому склону, были разбросаны межевые камни. Слева начиналось хлебное поле.

На дороге, в нескольких шагах впереди нас, я поставил двух часовых. А куда остальных? В хлебах их не будет видно, но зато легко можно захватить врасплох. А если нападут на нас, им надо будет отойти вправо на возвышенность. Итак, лучше сразу расположиться здесь.