Война

Когда мы вышли из леса, стало светать. Под высоченным деревом горел небольшой фонарик — там врач делал перевязки. Повсюду лежали раненые. И один, совсем восковой, с разорванной грудью, мертвый. Кто-то стонал.

Я доложил лейтенанту:

— Мы добыли две краюхи хлеба.

— Оставьте их себе. Для роты все равно мало.

Врач поднялся с земли. Рукава у него были закатаны и руки в крови.

— Я кончил, — сказал он ровным голосом. — Бинтов больше нет, и инструмент никуда не годится. — Он подошел к лейтенанту вплотную. — К утру две трети раненых умрут здесь.

Крие! Крие! — раздавалось в листве у нас над головой.

Я пошел к взводу. Лейтенант поспешил за мной.

— Моего коня со спальным мешком и одеялом здесь, понятно, нет. И потом я сегодня потерял денщика, уже второго. Так что нам придется спать под одним одеялом. — Голос его звучал как-то странно. Видно, у него было смутно на душе.

На лугу стояли снопы. Я притащил соломы. Потом отрезал ломоть хлеба и протянул его лейтенанту.

— Ведь вам самому нужно, — сказал он.

— Господин лейтенант, должно быть, чувствует себя неважно.

— Что-то вертится у меня в голове. Сейчас они тут лежат, а завтра умрут, но есть вещи и пострашнее.

О чем это он? Я не решился спросить. Он тоже молчал и смотрел на звезды над темной кроной дерева.

Мы улеглись рядом. Одеяло укрывало меня только наполовину.

Раненые стонали. Один все зевал, и казалось, уже не мог остановиться.

Крие! Крие! — кричала птица.

Лейтенант беспокойно дышал во сне.

Крие! Крие! — кричала птица.

Мне вспомнился тот, что недвижно лежал на носилках и смотрел на звезды — как Зандер тогда, в кузнице. Что стало с Зандером?

Лейтенант вздыхал во сне, словно ребенок, который увидел больше, чем ему дозволено.

Крие! Крие! — кричала на дереве птица.

Снова мне померещились глаза, спокойно глядевшие на звезды. Ну сколько еще можно так выдержать?

Было еще довольно прохладно и сыро. И очень тихо. Край солнца выглянул из-за дальней гряды облаков. Лейтенант спал. Я тоже лежал и смотрел на дерево — сквозь темную листву проглядывало светло-голубое небо.

Было холодно, но я не мерз.

Кругом нас стали подыматься, потягиваться, скатывать одеяла и плащ-палатки.

Я выполз из-под одеяла. Руки у меня все еще были в запекшейся крови того французского офицера. Кажется, с тех пор минула неделя. А я даже и не умывался еще!

На перевязочном пункте царила тишина. Разрезанные мундиры, чья-то оголенная нога. Лежавший на носилках уставился в небо мертвыми глазами.

Повара в одних рубашках снова стояли у походной кухни. Похоже, они трудились уже давно. Один разливал половником кофе в протянутые котелки. Рукав на правой руке был у него оторван. Из открытого котла валил пар.

Мимо нас по дороге проходили войска и исчезали в лесу. Сидит ли еще тот француз у костра?

К кухне подошел лейтенант. Он был бледен, грязь полосами размазана по лицу. Я снова хотел поделиться с ним хлебом, но он неуклюже отстранил мою руку. Тогда интендант взял у меня хлеб, намазал его свиным жиром и подал лейтенанту.

— Откуда у вас жир? — спросил тот.

— Для чего же я тогда унтер-офицер интендантской службы, господин лейтенант?

— Мы вырыли яму для мертвых, — сказал Эрнст. — Не скажет ли господин лейтенант несколько слов у могилы?

Фабиан отвернулся.

— Нет, не могу.

Я вдруг почувствовал, как я устал и как мне плохо. Солнце только-только начало пригревать. Чуть поодаль стояла скирда соломы. Я проделал в ней нору и залез — одни ноги торчали наружу.

Проснулся я от разговора прямо у меня над ухом.

— Санитар Вейс! — говорил Фабиан. — Ваш командир взвода вчера вечером доложил мне, что вас не было при атаке.

Я было вскочил, хотел уйти.

— Ренн, останьтесь! Этот разговор лучше вести при свидетелях. Вы, Вейс, разве не получили приказа господина фельдфебеля Эрнста следовать за взводом?

Я не мог смотреть Вейсу в лицо. Но видел, как тряслись его ноги.

— Так точно, господин лейтенант.

— Почему же вы его не выполнили?

Тот ничего не ответил, его била дрожь.

— Испугались?

— Так точно, господин лейтенант.

Фабиан молчал.

— Ну, хоть честно признались, — промолвил он наконец. — Я не могу так сразу решить, как с вами быть. Подождите у дерева!

Вейс медленно отошел. Руки его безжизненно повисли.

Лейтенант снова лег на солому.

Я тоже отошел в сторону и стал глядеть на проходившие мимо войска. Я страшно боялся за Вейса, да и за лейтенанта тоже. Вдруг он придет в ярость? Хотя с виду он был совершенно спокоен, но это-то и настораживало, — никогда ведь не знаешь, что у него на уме.

Сколько мне тут еще торчать? Но если я уйду, лейтенант может разозлиться и выместит все на несчастном Вейсе. Мысли у меня путались и мучительно вертелись вокруг одного и того же. Что-то тут не так! Неужели я ничем не могу помочь?

— Ренн? — Я кинулся назад и стал перед ним, перепуганный насмерть.

— Пойдите к Вейсу, — он скользнул по мне невидящим взглядом, — и приведите его сюда. — Я заметил, что он взволнован, и это вселило в меня надежду.

Вейс топтался по соломе, разбросанной у дерева, и взглянул на меня пустыми глазами. Я молча кивнул в сторону лейтенанта, и Вейс пошел за мной.