Война. 1941—1945

Вот немолодой унылый немец. Военная форма не придает ему военного облика. До марта месяца Генрих Штюрман жил в Эмдене и считался «незаменимым». Но немцы мастера на заменители: французский военнопленный заменил Генриха Штюрмана. Последнего направили в маршевый батальон. Учение длилось два месяца. Генрих Штюрман научился стрелять из винтовки. Он не подходил близко ни к пулемету, ни к миномету. 14 июля он прибыл на передний край. День был достаточно шумным, и музыка неприятно удивила тотального фрица. Правда, и в Эмдене он отвык от тишины. Он рассказывает, что его город на три четверти разрушен английскими бомбами, но он добавляет: «Там все-таки были убежища…» А здесь Генрих Штюрман оказался в поле. Он забрался в маленькую ямку. От избытка впечатлений он заболел дизентерией. Он сидел в ямке, не двигаясь, два дня. Наши бойцы давно прошли вперед, а тотальный фриц все еще сидел на корточках. Его обнаружили наши связисты.

Я видел немало таких вояк. Урожай тотальной мобилизации дал Гитлеру весьма посредственных солдат. Здесь и плюгавые, и подслеповатые, и беспалые. Сорокалетние фрицы мало пригодны для «восточного похода». Это по большей части астматические, геморроидальные, подагрические горожане. Они боялись в немецком парке сесть на траву, чтобы не простудиться. Легко себе представить, что они переживают в брянских лесах.

Тотальные фрицы плохо обучены. В дневнике командира 32-го саперного батальона Гергардта имеется следующая оценка пополнения: «Маршевый батальон неописуемо плох. У них нет выправки, и они ничего не понимают».

Сорокалетние фрицы — это государство в государстве: они говорят о своих командирах, о своих молодых сородичах, об эсэсовцах, как о чужеземцах. Они помнят 1918 год. Они вообще что-то помнят. В их глазах порой замечаешь нечто человеческое. Однако и в них фриц перевешивает человека: сорокалетний фриц поворчит, покряхтит, а потом полезет в атаку. Сердца немцев уже разъедены ржавчиной. Но ноги фрицев еще исправно шагают. И руки не выпускают автоматов.

Наиболее рьяными приверженцами бесноватого являются юнцы, впервые прибывшие на фронт. Я видал этих сопляков. Их вытаскивали из леса. Они хныкали и визжали. Для фрицят война еще интересная авантюра. Многие из них, направляясь в Россию, думали, что попадут в Москву или в Ленинград. Они прытки, но недостаточно обучены. Недавно на аэродром французской эскадрильи «Нормандия» спустился такой фриценок. Он летел на «фокке-вульфе» и заблудился; объяснил: «Это мой четвертый вылет, я еще не умею ориентироваться».

А ветераны? Немало их зарыто здесь, в орловской земле.

Но, конечно, еще имеются у Гитлера ветераны. Они не поумнели, они не стали ни совестливей, ни человечней. Но они полиняли. Как два года тому назад, они убеждены, что немцы — «народ господ», но теперь они начали сомневаться: удастся ли господам погосподствовать?

Предо мной фельдфебель Гарри Петак. Ему двадцать пять лет, и воюет он с 1939 года. Это классический фриц первого периода. Он пришел в Орел, потому что ему в Котбусе «тесно». Он считает Гитлера «знаменосцем культуры», потому что он, Гарри Петак, слушал в Берлине оперу «Паяцы». Я знаю заранее все, что он скажет, ведь он добросовестно пересказывает статейки Геббельса. Я говорю фельдфебелю: «Пошевелили бы вы мозгами, а то вам и голова ни к чему…» Фельдфебель бледнеет: этот кретин решил, что ему отрежут голову. Однако даже такой девственный фриц теперь не вполне убежден, что фюрер выиграет войну. Вдруг он признается: «Мы одни…» Еще год тому назад такие молодчики уверяли, что с ними «вся Европа». Теперь они предвидят пируэт лакеев и бунт рабов. Притом кругом зеленый лес, капли ливня пронизаны солнцем, и фриц чувствует, что все его подводят — и фюрер, и календарь.

Ветераны меланхолично вспоминают о тех легендарных временах, когда немца под каждым кустом ждали курятина, мед и «фареник мит шметана». Иногда они меланхолично добавляют: «Через три месяца зима…» Я спрашиваю пленных, что больше всего пугает их сотоварищей. Они в один голос отвечают: «Третья зима».

Среди трофейных документов я нашел донесение командира 512-го ПП. Немецкий офицер перечисляет вопросы, смущающие фрицев: «1) Воздушные бомбардировки, 2) иностранцы, работающие в Германии, 3) поведение немецких женщин».

Воздушные бомбардировки особенно тревожат солдат из Западной Германии. 211-я ПД, составленная из уроженцев Рейнской области, переживала каждую почту, как огневой налет. Пленные из этой дивизии говорят: «Зачем нам Орел, когда больше нет ни Кельна, ни Дуйсбурга?»

Я рассказал в одном из очерков о судьбе офицера Гергардта, который 4 июля верил в немецкое наступление, а две недели спустя погиб близ Волхова. В штабной машине вместе с его дневником я нашел пачку писем жены офицера, проживающей в Саарской области. Вот несколько цитат:

«25 июня. За одну ночь тысячи убитых и бездомных. Нам пока везет. Но что будет дальше? Ведь этому не видно конца».