Война. 1941—1945

Как известно, одна из «звезд» Нюрнбергского процесса, «престолонаследник» фюрера Рудольф Гесс, пытается выдать себя за невменяемого. Для этого он остановился не на мании величия (поздно), не на вульгарном слабоумии (обидно), а на потере памяти; амнезия показалась ему болезнью по сезону. Когда Гессу показали фильм — фашистский парад в Нюрнберге, заместитель фюрера не узнал самого себя. Эксперты подвергли его тщательному обследованию, и вот к какому заключению пришли крупнейшие психиатры: «Мы считаем, что поведение подсудимого стало им применяться в качестве защиты при условиях, в которые он попал в Англии, это поведение теперь частично стало привычным и будет продолжаться до тех пор, пока он будет находиться под угрозой наказания».

Эксперты указывают, что Гесс впервые «потерял память», узнав о катастрофе немецкой армии под Сталинградом. Пока немцы завоевывали мир, Гесс хорошо помнил и про свои титулы, и про свои доходы. Он вспомнил, что можно не помнить, только тогда, когда на фашистов нашлась управа. Потом ему надоело разыгрывать больного, и он «вылечился». Он снова «заболел», когда Красная Армия вступила в Германию. Услышав о боях в Восточной Пруссии, Гесс решил забыть все раз и навсегда.

Он не одинок в этом желании: фон Риббентроп недавно заявил, что, будучи существом чрезвычайно нервным, он принимал бром и потерял память. Услышав заявление Риббентропа, Гесс не выдержал, рассмеялся: его развеселил плагиатор.

Я говорю об этом не потому, что меня интересуют уловки того или иного злодея. Беспамятство Гесса и полубеспамятство Риббентропа представляются мне глубоко символичными: разбитый фашизм ссылается на потерю памяти. Если вы спросите рядового злодея, который жег хаты в Белоруссии и убивал детей, что он делал в годы войны, он вдохновенно ответит: «Сажал картофель» или «Разводил гусей». Случайно уцелевший в разбитом Нюрнберге военный завод изготовляет теперь портсигары-сувениры с надписью: «На память о Нюрнбергском процессе», и конечно же директор не помнит, что еще недавно завод выпускал танки…

Мнимые больные, вероятно, надеются, что потерей памяти заболеют не только преступники, но и жертвы: много дали бы Гесс и Риббентроп за то, чтобы народы забыли страшные годы. Но народы помнят все, и страница за страницей разворачивается в Нюрнберге история низости, свирепости, злобы.

В чем значение Нюрнбергского процесса? Бывают судебные разбирательства, приковывающие внимание своей запутанностью, состязанием сторон, зыбкостью улик или личностью подсудимых. Все человечество вынесло свой приговор над фашизмом задолго до Нюрнбергского процесса. Да и процесс этот стал возможным только потому, что народы, возмущенные злодеяниями фашистов, поклялись уничтожить зло. Мы слышим летопись зла, которую знаем наизусть, — не чернилами написана она, а кровью, — кровью наших близких. Мы слышим книгу, содержание которой нам известно.

Что касается личностей подсудимых, то что о них сказать? Перед нами мелкие злодеи, совершившие величайшие злодеяния. Каждый из них душевно и умственно настолько ничтожен, что, глядя на скамью подсудимых, спрашиваешь себя: неужто эти злобные и трусливые выродки обратили Европу в развалины, погубили десятки миллионов людей?

Но если для созидания нужен гений, для разрушения его не требуется: убить Пушкина мог и дегенерат, сжечь книги Толстого мог и дикарь. Люди, которых судят в Нюрнберге, духовно и морально не возвышаются над сотнями тысяч им подобных, от рядовых фашистов они отличаются только большей алчностью, большей жестокостью, концентрацией злой воли.

На скамье подсудимых не только два десятка кровожадных гангстеров, на скамье подсудимых фашизм, его волчья идеология, его коварство, его аморальность, его спесь и его ничтожество. Если люди из всех стран мира съехались в разрушенный Нюрнберг, то не только для того, чтобы присутствовать при примерном наказании двадцати преступников, но и затем, чтобы, развернув перед народами кровавый свиток — сверхисторию невиданного злодеяния, спасти детей от возврата чумы. Мы глядим на развалины и мечтаем о городах будущего. Мы видим маски детоубийц, и мы думаем о колыбелях.

Я не знаю, почему в свое время гитлеровцы облюбовали Нюрнберг: здесь они устраивали свои съезды, здесь маршировали автоматы с автоматами, которые потом вытоптали сады Европы. Одни говорят, что Нюрнберг был городом древностей, и фашисты хотели связать свои дела если не с живописью фюрера, то с историей былых завоеваний. Другие уверяют, что Нюрнберг был просто узловой станцией с изрядным количеством гостиниц. Добавляю, что некогда Нюрнберг славился своими палачами. Был в этом городе музей средневековых пыток. Может быть, он привлек внимание изуверов двадцатого века?