Война. 1941—1945

Я видел Берлин прошлым летом — это гнездо разбойников. Я видел немецкую армию в Париже — это армия насильников. В Германии погромщики не окружены презрением, там они маршалы и академики. Все человечество теперь ведет борьбу против Германии — не за территорию: за право дышать.

Нужно ли говорить о том, что делают эти «арийские» скоты с евреями? Они убивают детей на глазах у матери. Заставляют стариков в агонии паясничать. Насилуют девушек. Режут, пытают, жгут. Страшными именами останутся Белосток, Минск, Бердичев, Винница. Чем меньше слов, тем лучше: не слова нужны — пули. Они ведь гордятся тем, что они — скоты. Они сами говорят, что фионские коровы для них выше стихов Гейне. Они оскорбляли перед смертью французского философа Бергсона — для этих дикарей он только «Jude». Они приказали отдать в солдатские нужники книги польского поэта Тувима: «Jude». Ученый Эйнштейн? «Jude»! Художник Шагал? «Jude»! Поэт Пастернак? «Jude»! Да можно ли говорить о культуре, когда они насилуют десятилетних девочек и закапывают живых в землю? Когда я думаю, что существует страна Гитлера, Германия, что она поработила десять стран, мне стыдно глядеть другу в глаза, мне больно слышать голос близких — как вынести, что гитлеровцы похожи, хотя бы внешне, на людей?

Моя страна и впереди всех русский народ, народ Пушкина и Толстого, приняла бой. Я обращаюсь теперь к евреям Америки, как русский писатель и как еврей. Нет океана, за который можно укрыться. Слушайте голоса орудий вокруг Гомеля! Слушайте крики замученных русских и еврейских женщин в Бердичеве! Вы не заткнете ушей, не закроете глаз. В ваши ночи, еще полные света, войдут картины зверств гитлеровцев. В ваши еще спокойные сны вмешаются голоса украинской Лии, минской Рахили, белостокской Сарры — они плачут по растерзанным детям. Евреи, в вас прицелились звери. Чтобы не промахнуться, они нас метят. Пусть эта пометка станет почетной! Наше место в первых рядах. Мы не простим равнодушным. Мы проклянем тех, что умывают руки. Я обращаюсь к вашей совести. Помогите всем, кто сражается против лютого врага! На помощь Англии! На помощь Советской России! У нас сейчас вечер, 8 часов, темно. В застенках захваченной Белоруссии немцы пытают людей. Вы слышите их крики? У нас сейчас вечер. Гитлеровские самолеты убивают детей и стариков в местечках Украины. Вы слышите их агонию? У вас сейчас еще день. Не пропустите его! Пусть каждый сделает все, что может. Скоро его спросят: что ты сделал? Он ответит перед живыми. Он ответит перед мертвыми. Он ответит перед собой.

Мы не забудем!

Жена немецкого фельдфебеля Франца Брумера пишет мужу из города Мариенбурга в Восточной Пруссии: «Знаешь, Франц, я никогда не забуду того дня, когда я впервые в жизни услышала выстрелы. Как раз сегодня исполнится неделя. Мы так хорошо спали, и вдруг я проснулась и услыхала тяжелые удары, и тогда я сразу поняла, что стреляют. Мы тогда должны были пойти в подвал — знаешь, где находится керосин. Я думаю, что там мы подвергались большей опасности, чем наверху. Потом тревога была снова во вторник днем и вечером. В общем, мы были четыре раза в подвале. А в Эльбинге были восемь раз, там было еще хуже. Ну, вот и мы получили немножко войны…»

Итак, фрау Брумер никогда не забудет того дня, когда услышала первый выстрел! Они думали воевать деликатно, не пугая своих супруг. Они думали, что их невест не потревожат предсмертные крики француженок, полек и сербок.

Мы помним июньское утро. Наша страна жила мирной жизнью. Колосились нивы неслыханного урожая. В Москве люди шли на Сельскохозяйственную выставку. Готовились к юбилею Лермонтова. Уезжали в дома отдыха. И тогда немцы напали на нас. Этих первых выстрелов мы не забудем. Штыками ощетинилась наша страна. Ненавистью переполнилось сердце каждого.

Мы не забудем и того, что было потом. Мы не забудем, как гитлеровцы разрушают наши города, убивают наших детей. Мы ничего не забудем. Мы молчим о каре — слово теперь принадлежит пушкам. Но мы знаем одно: они больше не будут спокойно спать — эсэсовские дамы. Они уже услышали первые выстрелы. В Берлине они ознакомились с голосами русских бомб. Гитлеровцы хотели уничтожить весь мир, — среди пустыни Германия будет спокойно дрыхнуть, наевшись краденым хлебом… Этому не бывать! Они уже получили, как изволит выражаться фельдфебелевская жена, «немножко войны». Они ее получат полностью, не по карточкам. Они ею насытятся. Они проклянут тот день, когда Гитлер погнал их на нашу страну.

Они шли на нас и весело пели:

Ха-ха! Ха-ха! Это будет веселая война!

У ворот стояли эсэсовские дамы — супруги обер-лейтенантов и невесты унтер-палачей. Эти фрау и фрейлейн подхватывали:

Ха-ха! Ха-ха! Веселая война!