Вместо пяти мощных двигателей на первой ступени «Н-1» было тридцать кузнецовских «НК-15» – у СССР тогда не было ни денег на более чем 12-летнюю отработку движков 600-тонного класса, ни стендов для такой отработки. А каждый дополнительный двигатель – это дополнительный риск его поломки и аварии всей ракеты.
США успели разработать стыковочные узлы с герметичным переходом. Эти узлы были менее совершенны, чем советские 1971 года (для обеспечения перехода конструкции американских стыковочных узлов должны были разбираться, в советской системе просто откидывались крышки люков). Но предусмотренная по программе «H-l/Л-З» система стыковки лунного орбитального корабля и лунного посадочного корабля не допускала герметичного перехода вообще – космонавт должен был переходить из лунного орбитального корабля (ЛОК) в лунный посадочный корабль (ЛК) через открытый космос.
Из-за ограничения по массе СССР предполагал высадку лишь одного космонавта и лишь на 6 часов, причем на работу вне корабля отводилось всего 2 часа – времени хватало только на то, чтобы воткнуть флаг и собрать несколько килограммов лунного грунта. Это было намного хуже, чем у американцев, – но это было бы большим достижением, если бы СССР успел высадить космонавта и доставить грунт раньше, чем это сделают США.
СССР опоздал.
Опоздал навсегда.
Можно долго спорить о причинах неудач – «общепринятое» мнение гласит, что виновата конструкция ракеты и большое число ненадежных двигателей первой ступени.
Хотя на самом деле из четырех пусков первый и третий завершились аварией вследствие нештатной работы системы управления. Четвертый запуск мог бы быть успешным в случае более гибкой системы управления (авария двигателя блока «А» за 7 секунд до окончания работы могла быть парирована досрочным разделением ступеней; запаса энергетики блоков «Б» и «В» хватало для выхода на орбиту). В конце концов, преждевременные отключения двигателей случались и на «Сатурне», но к срыву экспедиции они не привели.
И только вторая, самая тяжелая авария, с полным разрушением одного и повреждением другого стартовых комплексов, может быть записана целиком на счет двигательной установки.
Но дело, вероятно, все же не в технике. Дело в том, что система управления космическим комплексом, как и всем народным хозяйством СССР, уже начала давать сбои. Это ясно видно и по распылению усилий, и по влиянию личных факторов на задачи государственного (и даже общечеловеческого) масштаба. Это подтверждается и дальнейшими перипетиями советской космической программы. В отличие от США, где прогресс в электронике и использование водорода в разгонных блоках ракет позволяли выводить на геостационарную орбиты легкие, но мощные спутники связи, что делало грузоподъемность в 100 с лишним тонн излишней, в СССР нашлось бы дело и для «Н-1». «Советские микросхемы оставались самыми большими микросхемами в мире», и 15-тонный спутник на ГСО был бы востребован экономикой. А аварии… Что ж, знаменитая «Семерка», Р-7, работающая на космос уже более 50 лет (до сих пор на ракетах «Союз» из этого семейства стартуют на орбиту космонавты), тоже полетела далеко не с первого раза.
Однако, после того как В.П. Глушко, гениальный конструктор, но принципиальный противник «Н-1», стал генеральным директором НПО «Энергия», все работы по теме «Н-1» были прекращены. Две готовые ракеты были сданы в металлолом, и, что очень трудно объяснить с точки зрения рациональной логики, была уничтожена вся документация по советской лунной ракете.
Запас усовершенствованных кузнецовских двигателей «НК-33» удалось сохранить, и, предположительно, в ближайшее время они будут использованы на ракете легкого класса «Союз-1».