Война

Он боялся того, что слышал в этой тишине. Не своим светом — он по-прежнему был слеп из-за ошейника, но ощущал это в какой-то другой манере, как животное. Почему-то эта тишина пугала его намного сильнее, чем вода, которая ранее с шумом неслась по трубам. Он прежде видел цунами. Он знал, что случалось перед тем, как накатывала большая волна.

Он не мог умереть здесь. Он не мог умереть здесь, мать вашу.

Он подумал об Элли, и его дыхание сделалось тяжёлым, болезненным. Он вспомнил присутствие, которое ощущал вокруг неё последние несколько недель — мягкий, белоснежный, временами поразительно яркий свет, который иногда оборачивался вокруг него, особенно ночами, словно проверял его, убеждался, что с ним всё в порядке.

Боль в его груди усилилась, становясь сокрушительной.

Каждый сделанный вдох ощущался как удар ножом в нутро, заставляя Ревика вздрагивать. К тому времени он потерял счёт своим травмам и уже не пытался их отследить. Он боялся, что чем больше деталей он знает теперь, тем больше вероятность, что это его замедлит.

— Ты не врал, Меч, — презрительно процедил Дитрини. — Ты хорошо умеешь быть рабом. Возможно, мне стоит оставить тебя себе. Посмотреть, насколько же ты хорош. Готов поспорить, через несколько месяцев у меня будет очень комфортный дом усилиями твоей жены и тебя.

Ревик не ответил.

Дитрини сорвался на него, и никто не знал, почему.

Это случилось после его последнего созвона с кем-то из людей Тени. Ревик не знал точно, говорил ли Дитрини с Касс, но подозревал, что так и было. Он определённо видел, как на лице видящего из Лао Ху отразилась ярость, когда он перебил собеседника на другом конце линии.

— Это точно? — переспросил он. — В каком смысле «волна»? Насколько большая?

Молчание, пока собеседник объяснял.

— Поля не могут её сдержать? — уточнил Дитрини. — Это точно?

Ещё одно мгновение, в течение которого он лишь слушал.

— Что? — переспросил Дитрини, и его тон внезапно сделался ледяным. — Где?

Прошло несколько секунд, затем Дитрини перебил.

— Нет. Мы не об этом договаривались…

Очередное молчание, ещё короче.

— С твоей стороны было обещание позаботиться об этой проблеме, — рявкнул Дитрини. — Как я могу подняться туда, если вероятно, что…

Должно быть, собеседник опять его перебил. В этот раз лицо Дитрини исказилось яростью, от которой Ревик невольно занервничал.

Лицо Элли промелькнуло в его сознании ещё до того, как другой видящий заговорил.

— Откуда я могу это знать? — спросил Дитрини. — Каковы мои гарантии в случае, если я сделаю, как ты говоришь? И почему бы мне просто не вогнать пулю ему в лоб, прямо сейчас?

Когда молчание воцарилось в этот раз, Ревик даже с ошейником буквально ощущал ярость, исходившую от его света. Дитрини молча стоял там, слушая собеседника, но Ревик видел, что он думает, приходит к заключению, которое ему не нравится, но он явно чувствует, что не в силах его изменить. Именно выражение беспомощности и утраты контроля заставило Ревика занервничать.

Затем Дитрини посмотрел на Ревика, и его серебристые глаза походили на жидкий металл.

Подняв руку, разведчик отключил связь, не отрывая взгляда от Ревика.

Тогда он и начал избивать его.

Он атаковал его, не сказав ни единого слова, лишь рявкнул приказ на прекси, чтобы охранник удерживал его на ногах, пока он бил Ревика по лицу, снова и снова, затем по животу и туловищу, да с такой силой, что Ревик не сомневался — у него появилось несколько трещин на рёбрах и несколько ушибов внутренних органов.

На самом деле, он был уверен, что добрая часть его живота и груди представляет собой сплошной и сквозной синяк. А может, он истекает кровью на месте. Его опухшая щека сейчас пребывала в таком отвратительном состоянии, что он не мог различить даже свет. Его подбородок пульсировал между ударами, а боль была такой сильной, что он гадал, не сломалось ли и там чего-нибудь.

Но не это так сильно беспокоило его.

Дитрини избивал его так, будто это самый логичный поступок в данной ситуации, а не абсолютно бесполезная трата их времени при угрозе затопления или чего похуже, когда вода ударит в туннели.

Теперь Ревик прислонялся спиной к изогнутой стене трубы, тяжело дыша и пытаясь собраться с мыслями.

Охранник возле него тоже выглядел нервным, легонько придерживая Ревика за бицепс.

Туннель сочился в желтовато-зелёном свете yisso-факелов, от чего лица казались болезненными, и Ревику становилось сложно думать. Он пытался решить, как он может убедить Дитрини, чтобы тот позволил им выжить, не убивал их просто для того, чтобы не дать кому-то другому добраться до Элли — или не дать ей родить его ребёнка.

Эта мысль вызвала волну столь интенсивной боли, что Ревик инстинктивно попытался заблокировать её и спровоцировал ошейник настолько, что у него вырвался стон.

Когда он поднял взгляд в следующий раз, Дитрини опять смотрел на него, и эти серебристые глаза мерцали ненавистью. Эмоции в них были столь интенсивными, что Ревик мог лишь смотреть на него в ответ, опустошив свой разум.

— Мы отсюда не выберемся, — пробормотал Джон.

— Заткнись, — посоветовал ему Мэйгар.