– Вы больше не войдете в это здание. Вам понятно? Вы доставили неприятности, и я этого не потерплю. Покиньте дом к вечеру этого дня.
Она повернулась на каблуках, выходя в коридор. Здесь, потрясенные, стояли Матрона и сестра Ньюсом. За ними стоял младший капрал Самюелс, широко раскрыв рот. Эви улыбнулась и вдохнула, наполняя воздушный шарик.
– Муха залетит, молодой человек, – сказала она ему.
Вокруг люди работали, помогали пациентам, таскали носилки. Разносились жуткие крики, жуткие стоны.
Ей удалось дойти до двери для прислуги, не оступившись, хотя шарик был все еще пробит, воздух выходил из него медленно, неуклонно, и она чувствовала, что слабость растет. Она спустилась по лестнице, дошла до задней двери, которую добровольцы использовали, когда выходили курить свои дешевые сигареты. Она должна подняться по ступенькам, подышать воздухом и пойти домой, в дом Форбсов, где надо будет поспать, хоть немного. Ей просто необходимо было поспать, потому что ее голова разрывалась от его слов, скачущих и шумевших слов.
Она пересекла двор, затем пошла вдоль тисовой аллеи, через березы, под которыми сквозь траву желтели первоцветы, и через крытый соломой барак, рядом с которым они с Саем встречались. Иногда они могли целоваться, иногда – брать свои велосипеды и ехать в Фордингтон к морю. Иногда… Или никогда больше?
Она остановилась, вернулась к бараку, вытащила свой велосипед из-под остальных, включая велосипед Сая. Он ржавел. Надо будет его почистить на тот случай, если… Но не сейчас. Сейчас она поедет к морю. Там она сможет дышать. Она с силой нажала на педали; правая скрипнула. Раз, два, три, и еще раз, два, три, и еще – и вот постепенно скрип начал утихать, и стали слышны только пение дрозда, а где-то вяхиря, а где-то крик фазана. Она повернула на перекрестке, опустив голову, проехала вдоль живых изгородей, миновала поворот к ручью. Теперь поток бежал рядом с ней, спокойный и полноводный, и вскоре она оказалась в Истоне, рядом с домом пастора. Она хотела остановиться, постоять там, где когда-то стояла Грейс. Она не остановилась, она продолжала катить по Истону, в тени громад шлака, вдыхая запах серы, видя подъемные машины Оулд Мод. Люди махали ей. Она – нет. Ее руки были слишком тяжелыми. Прочь из Истона, по асфальтированной дороге Брамптона, – здесь скрип исчез. Раз, два, три. И вперед – по гладкой дороге Брамптона. Брамптон. Брамптон. Но Ублюдок не имел права занимать место в ее голове. Брамптон. Брамптон. У него были деньги. Как он мог прекратить поддержку, если это с самого начала была его идея? Она повернула налево, как они с Саймоном всегда ездили, по их дороге, через мост в Фордингтон. Было холодно, но скоро она сможет дышать, надуть свой шарик, как-то починить пробоину.
Она ехала и ехала, пока не добралась до песка и не почувствовала ветер, который сбивал ее с ног, волны, которые гремели и выли, и запах соли. Все было таким чистым. Она спешилась, бросила велосипед и пошла по песку, наступая на морской уголь, разбросанный тут и там по берегу. Она прищурила глаза и посмотрела в сторону Ли Энд. Да, это был воистину славный день, когда Джек и Тимми поплыли спасать Эдварда. Глупый Эдвард, что бы он подумал о парнях из Ли Энда, дерущихся бок о бок с Саем, Джеком и Обом? Да, дерущихся вместе с ними, потому что они были еще живы. Ей нужно было говорить эти слова – на тот случай, если Бог слышал. Они вернутся назад и все вместе будут друзьями. Никого больше не выбросят в море.
Она пошла дальше, ее ботинки скользили по песку. Сегодня волн было немного. Было бы хорошо поплыть, почувствовать воду, качаться на волнах, пока они тебя не усыпят. Где Сай? Где Джек? Где ты, Об? Останови на минуту борьбу, и найдем их. Об обещал, понимаешь, что они все будут целы, все они и он сам тоже.
Она подняла голову. Над ней парили и кричали чайки, а вода поднялась уже до щиколоток, доставая до юбки ее формы: но почему боги и Об должны уберечь ее любимых, если сама она не смогла уберечь миссис Мур? Она думала, что сможет вернуться и без оплаты помогать ей делать работу, которая ей уже не по силам. Это не сработало. Это никогда не работает с начальством, они ломают тебя, как они сломали Тимми. Хотя нет, Джек говорит, что это не они. Он мог погибнуть все равно.
Волны разбивались об нее, обнимали за талию, отталкивали и притягивали ее, поднимали ее вверх и снова опускали на ноги. Она заставляла свои ноги нести ее к горизонту, хотя она уже их не чувствовала, а воздух был чистым, он был глубоко в ее легких, и настало время поспать на убаюкивающих волнах под кружащимися чайками и чистым воздухом. Она откинулась назад, смотря на чаек, и погрузилась в море, которое уносило ее будто перышко, а вода умывала ей лицо, снова и снова. Она закашлялась. Плыл Джек, как он плыл спасать пастора. Ее юбку тянуло вниз, ее ног не было, они просто отсутствовали, руки тоже, но это было правильно, это было то, что нужно, потому что все, чего она хотела, – это спать, просто спать.