Война

– Ну все, хватит разговоров, давайте вынесем все жареное на воздух, чтобы блюда смогли отдохнуть. Времени, конечно, будет недостаточно, но это нужно сделать. Могут быть небольшие затруднения с тем, чтобы перенести все блюда в зал, так что мне кажется, вам стоит предложить мистеру Оберону и его маленькому отряду помочь Арчи и мистеру Харви преподнести яства народу, леди Вероника. – Она старалась не забывать обращаться к Веронике согласно этикету при посторонних. Она передала ей тяжелую прихватку для духового шкафа: – Достаньте, пожалуйста, индейку, если не возражаете, а Энни пускай займется средним ярусом – там должны быть шесть гусей, и обязательно следите за жиром. Мы не должны пролить ни капли, потому что в январе для нас будет ценна даже самая малость. Кто знает, до чего дойдет недостаток продовольствия. Я займусь ветчиной. Как суп, миссис Мур?

Хаос захватил власть всего на один последний час, с одним происшествием. Леди Вероника обожгла себе руку. Ее засыпали мукой, а ей сказали, что это медаль. Она обещала, что будет носить ее с гордостью.

Каким-то образом мистер Харви расставил столы в помещении танцевального зала так, чтобы все смогли усесться, хоть и соприкасаясь плечом к плечу. Вокруг располагались койки с ранеными солдатами, все еще прикованными к постелям. Для офицеров были устроены отдельные острова, составленные из обстановки многочисленных спален на втором этаже.

В какой-то момент в главном зале подали херес, который помог упростить процесс свершения социальной революции, которая происходила в этот момент. Хорошо выпивший мистер Оберон ввел за собой веселую толпу в танцевальный зал, сев во главе длинного-длинного стола, накрытого безупречно белыми льняными скатертями. Факт того, что это на самом деле были простыни, всеми был проигнорирован. Бокалы сверкали, приборы тоже. Хризантемы на коротких стебельках были выставлены в неглубоких чашах в середине стола, а свечи стояли в подсвечниках, взятых из сейфа с серебром.

Леди Вендовер, медсестра средних лет, ожидала занять свое место рядом с Моди, одной из посудомоек, другая медсестра села рядом с Дейзи, горничной. Эви подумала, что они смогут порассуждать о пользе соды при мытье посуды или достоинствах разбрасывания чайных листьев на ковре перед чисткой, вместо своей обычной темы – какие же слуги ленивые. Она хитро улыбнулась, когда Джек, сидевший напротив нее и всего в нескольких стульях от мистера Оберона, приподнял бровь. Он всегда мог читать ее как раскрытую книгу. Так же, как и ее мама с папой, сидевшие слева от него и посмеивавшиеся над ней.

Миссис Мур склонилась к ней и сказала, по собственному мнению, шепотом, хотя на самом деле ее голос был значительно громче:

– Если ты кормишь народ хорошо, это уже повод порадоваться, неважно, кто рядом с кем сидит.

Вероятно, мистер Оберон это услышал, поскольку вскоре, когда несколько индеек были нарезаны на отдельном столе и главное блюдо было готово к подаче, он предложил тост за кухню, за отсутствующих друзей, в конце концов, за короля, при этом отметив, что повод порадоваться – это нынче редкость, и хитро улыбнувшись миссис Мур и Эви. После того как все подняли бокалы, пригубили из них и поставили на место, все уселись обратно, кроме Роджера, бывшего камердинера, который, как видела Эви, устремился к зеленой двери для прислуги, сказав при этом Саймону, что не сможет просидеть напротив этого «монстра» больше ни минуты. «Монстром» был сержант Харрис, который носил жестяную маску, чтобы скрыть изувеченное лицо, и сидел рядом с капитаном Симмонсом, который потерял нос – как он сообщал каждому встречному с неизменным восторгом – по собственному недосмотру. Затем он засовывал палец между указательным и средним и произносил: «Боже милостивый, вот и он, наконец!»

После бегства Роджера Джек и Эви вновь обменялись взглядами, но на этот раз гневными. Миссис Мур произнесла твердо, но только для семейных ушей: «Тогда он останется голодным. Внизу не осталось ничего, чем бы можно было поживиться даже воробью, а поскольку собаки заняли оба кресла, ему придется довольствоваться стулом».

Эви притворилась, что не заметила, как от этих слов Милли, жена Джека, покраснела, положив на тарелку нож и вилку. Джек сидел рядом ней, со своим пасынком Тимом на коленях. В маленькой тарелке Тима было налито вдоволь клюквенного соуса. Эви улыбнулась. С самого начала было понятно, что это будет любимой частью обеда для двухлетки. Он был симпатичный маленький паренек, но не слишком ли явно начали проступать черты его отца, негодяя Роджера, на его лице? Боже, она надеялась, что нет, а если и так, то на этом семейное сходство и закончится.

Саймон провел ладонью по ее руке, и только тогда она заметила, что сжала нож и вилку так сильно, что костяшки ее пальцев побелели. Он слегка толкнул ее коленом и сказал:

– Прекрати нервничать; Милли не поставит под угрозу все, что у нее есть с Джеком, только чтобы погнаться за молодчиком, который сделал ей ребенка, когда она прислуживала на кухне, а потом бросил. Она не такая большая дура.