Война

Впрочем, это уже не имело никакого значения. Вновь схватив его за плечо, на этот раз уже мёртвой хваткой, я выстрелил вверх, в небо, оставив тем дико занятым ребятам, с которыми Альталет там внизу советовался, презент в виде разлитого чёрного пламени. На высоте пары километров нас подхватила Пёрышко и инквизитор, без остановок продолжавший поливать меня святой магией, увидев кетцалькоатля, похоже, наконец-то осознал, в какой переплёт попал. Я-то свою энергию по привычке прятал, так что мою силу он более-менее мог определить лишь по реакции на его магию, вернее по отсутствию реакции. А вот пернатый змей был куда менее скрытным. Сила, которой от него веяло, могла убивать даже без воли самого кетцалькоатля, так что определить разницу в силах было просто.

Реакция инквизитора была незамедлительной и, стоило признать, крайне решительной. Его следующее заклинание, которое Альталет собирался применить, должно было дестабилизировать его энергетический центр и создать огромный взрыв святой энергии. Навредить нам с Пёрнышком это всё равно бы не навредило, но дать Его Преосвященству так быстро сдохнуть я просто не имел права. Гуйар отреагировал на мысленный приказ и, даже не вылетая из ножен, создал у эфеса небольшой отросток и проткнул им живот инквизитора в районе солнечного сплетения. Умереть от такого Живая Крепость точно бы не умер, но вот боль от пробития диафрагмы была сильнейшей, Альталет потерял концентрацию и уже готовое сложиться заклинание тут же сорвалось. Отросток Кровожадного Короля остался в ране, чтобы время от времени шебуршить внутри, не давая инквизитору расслабиться, а мы, тем временем, вскочив на Пёрышко, уже неслись прочь. Я не хотел, чтобы нашему первому спустя много лет свиданию с Его Преосвященством мешали.

Когда спустя минут десять Пёрышко опустилась где-то в лесу, порушив вековые деревья, Альталет уже не спешил кончать с жизнью. По крайней мере подобных поползновений с его стороны я не ощущал даже после того, как вытащил Гуйар из его живота. Похоже, понял, что это бесполезно раз уж я успел уловить и предотвратить самую первую и неожиданную попытку. Вместо этого он, похоже, решил всё-таки пообщаться.

— Кто… кто ты?

— А ты уже забыл меня? — я сделал обиженное лицо. — Эти инквизиторы такие непостоянные… отдаёшь им двадцать семь худших лет своей жизни, а они это нисколько не ценят!

Выражение осознание, сменившееся шоком и неверием на лице Альталета было по-настоящему бесценным.

— Ты? Ганлин?

— Рад, что ты меня всё-таки помнишь, — улыбнулся я, присаживаясь перед инквизитором. — Иначе убивать тебя было бы совсем не весело.

— Но как? Прошло ведь…

— Всего несколько лет, я знаю. Если тебе так будет спокойнее, можешь считать, что жажда мести придаёт сил.

— И что, теперь будешь меня пытать? — страха в его взгляде я не увидел, скорее насмешку.

Да уж, как бы я его ни ненавидел, стоило признать, что сам по себе, как человек, он вызывал у меня лишь симпатию. Родись он монстром или даже человеком, но не связанным с церковью и не обременённым лишней моралью в отношении этих самых монстров, мы вполне могли бы стать союзниками. Даже немного жалко, что он теперь при взгляде на него у меня тут же возникало едва сдерживаемое желание вцепиться ему в глотку.

— В том числе. Но моя главная цель — найти кардиналов вашей церкви. Ты знаешь о Правителях и прочем, тебе должны были всё разъяснить. Так что не прикидывайся дурачком, не сработает.

Альталет пожал плечами.

— Даже не думал кем-то прикидываться, потому что в любом случае не собирался тебе ничего говорить.

— Ну, на другое я в принципе и не рассчитывал, — вздохнув, я зажёг на ладони небольшой чернильно-чёрный огонёк. — Вернёмся к этому разговору где-нибудь через полчаса…

Надо сказать, что просто пытать кого-то для получения конкретного результата, и пытать кого-то потому, что искренне желаешь этому кому-то страшных мучений — это две совершенно разные вещи. А когда, скажем так, приятное объединяется с полезным, становится вообще замечательно. Паладинша, с которой я расправился за одиннадцать минут, к концу была похожа на выжженный уголёк, потому что я не заморачивался и использовал чёрное пламя на всём её теле. В случае Альталета спустя полчаса я закончил лишь с его левой голенью. Это было немного менее эффективно в плане интенсивности причиняемой боли, но растягивание процесса усиливало предвкушение от будущих страданий, причём как для меня, так и для инквизитора.

Вот только Альталет, похоже, этим предвкушением вообще не проникся. За все полчаса пытки он не издал ни единого звука, несмотря на то, что был бледен как смерть и обливался по́том. Что тут можно было сказать… Воле инквизитора стоило только позавидовать.

— М-да, ты крепкий орешек, ничего не скажешь.

— Просто… убей… меня… я всё равно… ничего… тебе не скажу. — Каждое слово он выплёвывал словно страшнейшее проклятье.