Война

– А ежли короткими перебежками? По чуть-чуть, и опять за кочку?

– Нет, братка, ты беги один, ежели охота, а я с тобой не побежчик…

– Один – и я ни с места, – погрустнел Петрован и отставил от себя рюмку. – Одному – совестно как-то. Будто середь бела дня крадешь. А с другом – завсегда пожалуйста. И то чтоб не молчаком. А, Гарась? Слышь? Ну, хоть сколько осилишь…

– Эт какой! – заскрипел койкой Герасим. – Взаправду – «броня крепка»… Ему так, а он тебе – этак.

– Дак за Победу же! – Петрован сызнова приподнял свою стопку. – Святое дело! Глядишь, оно и полегчает. Вот в районе мужики говорили, будто нынче на небе новая звезда должна объявиться. Этой вот ночью, которая придет. Из трех мест будет видать: с Невы-реки, с поля Куликова, а еще – с Волги… с южных ее мест… Ты там тоже бывал… И получается святая троица: Александр Невский, Дмитрий Донской и… Георгий Жуков… Больше некому с Волги быть… А ты противишься, не хочешь…

– Тади давай… – опять заскрипел, привставая, Герасим. – Токмо я палец обмакну да пососу… Небось там засчитается… Мое причастие…

Так и сделали: Герасим, немощно изловчась, омочил заскорузлый мизинец в своей долгой рюмке и, высунув сивый, обложенный язык, подождал так раззявленно, пока с конца пальца сронится золотистая капля с острым лучиком нисходившего дня, тогда как Петрован, будто и взаправду под ракетными всполохами, поспешно, не пригибаясь, единым махом осушил свой припас.

– Как гвоздь заколотил! – похвалил он себя и с бодрецой испробовал голос, протянул речитативом: «Хороша ты, степ, степ раздольная, степ стрелецкая, ой да молодецка-а-йя!» А то еще была «Кубанская» – четыре двенадцать стоила. Тоже хорошая, но эта, кажись, получше.

Уважительно приподняв почти порожнюю посудинку, Петрован сощурился на яркую картинку с бравым казаком в папахе, уронившей красное обвершье на его правое плечо, и спросил как бы у стрелецкого казака:

– Дак чего? Будешь ли про мою войну слушать? Али утомил я тебя совсем?

– Да говори чё-нибудь… – отозвался за казака Герасим. – Говори, а я поотдыхаю…

– Ну, тогда доскажу… – Петрован уважительно поставил бутылку на место. – Мой сказ недолог. Это ежли б ты про свою войну порассказывал, как аж до самого Гитлера дошел, то, поди, и в неделю не управился б… А я што: трах-бабах – и в дамках. Ну, стало быть, устроил нам немец лесную баню. Прибегаем, а ельник вокруг поляны горит, аж стволы ахают, серый хвойный пепел дыхание застит, сама поляна парной землей закидана… Давай на уцелевших танках ближние дерева валять, подальше оттаскивать. Нашу безмоторную машину, да еще которую без ленивца, на тросах тоже в затишок оттащили. А те три, что уже горели, пытались снегом закидать, да куда там… Потом всю ночь бронелисты искали да на полураздетые танки прилаживали. А ведь нам завтра с рассветом – в наступление, в разведку боем! Сам командующий, когда смотрел батальон, вручил такой приказ командиру боевой группы, к которой мы были придадены. Курочкин отбыл в полной уверенности, что танкисты после баньки и стограммошничка этак завтра навалятся на не ждавшего врага, а оно вишь как получилось: восемь единиц, которые в дороге поломались, так и не дошли до нашей передовой. Дохлое дело – на ходу ломаться: запчасти в лесу не валяются, на деревьях не растут. Каждую бубочку добыть надо, похлопотать, пообивать пороги помпотехов. Да и кто этак вот сразу даст тебе – чужому, ничейному экипажу? А ежели и починят, то больше не отпустят, себе заберут. Потому как танки всем позарез нужны. Так что этих восьмерых ждать было нечево, тем паче – наступало распутье, когда по тверским заволочьям не то что тридцатитонный танк, а никакая собака не проскочит. А из тех девяти штук, которые добрались-таки до места, пятеро втемеже и вышли из строя: двести вторая и двести семая выгорели дотла, а у двести пятой своротило башню, а у десятки Ежикова порвало гусеницу, срубило правый ленивец. Наша двести шестая, на ту пору безмоторная, тоже оказалась не на ходу. Но командир боевой группы не стал вычеркивать нас из списка живых, а велел отбуксировать на исходную позицию для огневой поддержки разведотряда. Хотя какая к ляду поддержка – у нас в танке оказалось всего шесть снарядов. Обещали доэкипировать по прибытии, да с боепитанием тоже вышел затык.