– Зато чеченские снайпера не тронут, – возражал Минька. – И вообще, это дискриминация по расовому признаку. Я буду жаловаться в ООН! Почитайте Ремарка. У него самые классные разведчики – негры, нас ночью не видно.
Ремарк ли сыграл свою роль или же просто Майкл всех достал, но девятнадцатого августа девяносто девятого года он в составе разведроты уже был в Ханкале. Так началась его война.
Воевал Минька, как и жил, легко, не задумываясь. От приказов не увиливал, но и на рожон не лез, памятуя, что инициатива наказуема. Сидение на блокпосту чередовалось с выездами, разведрейдами, засадами.
Черная кожа не помогала: «чеховские» снайпера никак не хотели признавать его своим. Но Миньке везло, русский ангел-хранитель, скооперировавшись с неведомыми гвинейскими духами, оберегал его.
Однажды, когда Минька в очередной раз трясся на броне, он увидел, что на правом берце у него опять развязался шнурок. Этот шнурок всегда развязывался. Минька наклонился, чтобы завязать его. И остался жив. Пуля прошла у него над головой и скрылась в зеленке. Единственная пуля, выпущенная снайпером, который из общей солдатской массы выбрал себе в жертву самого заметного – черного.
А в остальном черная кожа не мешала Миньке. Тот инцидент с вэвэшниками оказался единственным за всю войну – больше за араба его никто не принимал. Иногда только в шутку кто-нибудь из друзей напевал песню Агутина: «Просто так, прохожий, парень чернокожий». Менин не обижался. Да и те парни, вэвэшники, приходили потом извиняться, магарычились. Магарыч Минька отдал ротному – спас он его тогда.
– Мне повезло, у меня были классные командиры, – говорит Минька. – Ротный наш, Герой России капитан Миненков или капитан Яцков, например. Они нас многому научили.
За пять месяцев своей войны Минька дважды был представлен на «Отвагу», но медали так и не дошли, затерялись где-то по дороге.
Дембельнулся Минька девятого января. Приехал в Серпухов и опять погрузился в тихий провинциальный омут.
Мы сидим с ним в скверике, пьем пиво. Минька рассказывает за жизнь.
– Ко мне часто журналисты приезжают, – говорит он. – Пишут потом, что кричу во сне. Чепуха. За полгода Чечня мне ни разу и не приснилась. Да и не думаю я о ней. Чеченский синдром меня вообще не мучает.
Легкости своей и веселого отношения к жизни он не утратил даже на войне.
– Скажи, Менин, а что означает твое имя? – спрашиваю его.
– У нас имена ни хрена не значат, – смеется Минька.
Да, похоже, его Чечня осталась в прошлом. Хотя… За полгода гражданской жизни на работу Минька так и не устроился. Проживает деньги, заработанные на войне. Собирается устроиться в охрану, но без большого желания – неинтересно.
– Меня вот что беспокоит, – говорит Минька, разглядывая мир сквозь зеленое стекло бутылки. – Пьем мы тут много. Не только я – все. А что еще делать? Скучно…
И что-то прорывается из глубины его черных глаз, какая-то необъяснимая тоска. Может, несмотря на все уверения, это все-таки Чечня засела в душе и глядит оттуда волком, знающим, почем фунт лиха. Может, это его будущее, которое могло бы быть другим, но получилось таким, какое есть. А может, светится из его глаз Атлантический океан, огромный и синий, каким он видел его в Гвинее, когда еще был жив отец, а сам Менин бегал голышом и разговаривал по-французски.
P. S. Перед отъездом мы зашли к Менину домой отобрать фотографии для материала. А когда уже прощались, пожимая руки, дверь в комнату открылась, и на пороге показался… еще один Минька, только помоложе. Я захлопал глазами. А Минька усмехнулся: «Это брательник мой, Лоран».
Лорану сейчас шестнадцать. Через два года – в армию. Как и старший брат, желанием служить он не горит, но и косить тоже не собирается. И если надо будет ехать в Чечню, то поедет. Вот только повезет ли ему так, как брату?
Взять Бараева
Двадцать второго июня две тысячи первого года российским спецслужбам удалось ликвидировать Арби Бараева, одного из самых жестоких полевых командиров. В этот день в Алхан-Кале была проведена уникальная операция. По количеству задействованных в ней спецподразделений всех силовых ведомств ее можно назвать самой крупной и самой удачной операцией спецназа в Чечне.
Но потерь избежать все же не удалось. Во время операции погиб военнослужащий Внутренних войск Евгений Золотухин. Погиб, закрыв собой своего командира…