Война

– А черт его знает, товарищ майор… Вот в этом, кажется…

Ситников посмотрел на окно, взвел «муху».

– Точно там?

Артем не ответил. Тогда Ситников отложил «муху» – жалко попусту тратить – и полоснул по окну из автомата. Очередь строчкой расковыряла глину на стене, вышибла деревянный подоконник, закувыркавшийся в воздухе, и утихла в проеме окна.

И тут Артему снова показалось, что в этом доме кто-то есть.

– Да вон он, сука! – Больше не сомневаясь, он вскинул автомат, прицелился и коротко ударил по окну. Затем еще раз и еще. Сразу же вслед за ним замолотил и Ситников, а потом заговорила и вся пехота.

Сначала Артем стрелял прицельно, но руки после долгого бега тряслись, не могли удержать автомат, ствол заваливался, пули ложились то ниже, то выше окна, и Артем начал бить навскидку, длинными очередями, не целясь.

Спарка быстро закончилась. Он отстегнул ее, достал новый магазин, полный. Этот оказался заряжен трассерами. Артем видел, как они влетали в темное окно и там рикошетили внутри дома, отскакивая от чего-то твердого у противоположной стены, а потом искрами с жужжанием метались по тесной для них комнате.

Дом дергался, умирал под их огнем; тучи пыли и сухой глины, выбиваемые из его стен, водопадами сыпались к подножию; вокруг фундамента, взбрыкивая комьями травы, кипела земля.

Пехота все больше распалялась.

Кто-то уже бил с колена, а кто-то лупил по соседним домам. Ими овладело особое опьяняющее чувство, какое бывает только в заведомо удачном бою, при явном преимуществе, когда противник уже ничем не может ответить на твой огонь. Страха нет, он проходит, и ты чувствуешь свою силу, превосходство над врагом. Это опьяняет, порождает возбуждение и веселую холодную злобу, желание мстить за свою боязнь до последнего и, ни о чем не думая, поливать огнем направо и налево.

Ситников схватил «муху», встал на одно колено и выстрелил по окну. Граната огненной точкой вошла в проем и сильно рванула в закрытом помещении, осветив дом молнией вспышки. На улицу выбросило мусор, вывалил клуб серого дыма.

Выстрелом Артема оглушило. Ситников неудачно развернул «муху», и струя выхлопа ударила Артема по затылку. В голове зазвенело, ничего не стало слышно, пороховые газы тошно творно запершили в глотке. Он скатился с насыпи и, зажав двумя пальцами нос, начал продувать уши и сглатывать.

Кто-то потряс его за плечо:

– Контузило? – Голос слышался еле-еле, хотя, судя по интонации, спрашивающий вроде бы кричал.

– Не, глушануло немного! Сейчас пройдет! – заорал Артем в ответ. Его удивил собственный голос – глухой, как в бочке, и слышимый не внутренним ухом, а снаружи. Он снова продул уши, потряс головой. Звон немного поутих, но тугая, мешающая соображать вата в мозгах осталась.

Рядом оказался комбат. Он лежал на насыпи и с остервенением бил по селу, тщательно прицеливаясь в одну точку и что-то приговаривая. Артем подполз к нему, лег рядом и попытался рассмотреть, в кого он там целится. Ничего не увидев, кроме все тех же пустых домов, стал стрелять в том же направлении.

Услышав Артема, комбат оторвался от автомата, толкнул его локтем:

– Ну-ка, вызови мне «Броню».

– Что?

– «Броню» вызови, глупый хер!

Оба бэтээра ответили сразу:

– «Пионер», это «Броня сто восемьдесят пять», на приеме.

– «Пионер», я «Сто восемьдесят второй», прием.

– Товарищ майор, «Броня», – Артем протянул комбату наушники и ларингофон.

– «Броня», «Броня», это главный, – комбат прижал один наушник к уху, – значит, так. Сейчас простреляете село. Первыми – дома перед нами. И чуть влево возьмите, вон туда, где кирпичный особняк. – Он показал рукой на стоявший в отдалении особняк, как будто в бэтээрах его могли видеть. – Затем выдвигайтесь, прикроете нас броней. Начинаем отходить. Всё. Приступили!

Он вернул Артему наушники, приказал:

– Передай по цепочке: начинаем отход. Короткими перебежками – один бежит, остальные прикрывают. И Ситникова приведи ко мне.

Ситников лежал метрах в десяти правее. Артем подполз к нему, по дороге дернув двоих солдат за штанины: «Отходим».

– Товарищ майор, к комбату! Отходим. – Затем, повернувшись к лежавшему рядом пулеметчику, уткнувшемуся лицом в землю, проорал и ему: – Отходим! Перебежками по одному! Передай по цепочке! Слышишь!

Пулеметчик поднял голову, посмотрел на него, ничего не понимая, и опять уткнулся в землю. Его ПКМ молча стоял рядом, за все это время он, видимо, так ни разу и не выстрелил. «Заклинило башню у парня», – подумал Артем и затряс его:

– Эй, ты чего не стреляешь, а? Слышишь меня? Чего не стреляешь, говорю? Ранило, что ли?