Война

Зря он приехал в эту Чечню. Зря. Артем начал мысленно молиться: «Господи, боже мой, мама дорогая, сделай так, чтобы меня не было в этой Чечне! Сделай так, чтобы следующий разрыв, мой разрыв, оказался бы на пустом месте, а я очутился бы дома! Почему я должен прямо сейчас умереть? Ведь это же нелогично! Ведь еще можно что-то исправить и как-то все решить! Давай договоримся! (С кем? С судьбой? С Богом? Какая разница, что-то там, наверху, такое есть, и оно все может!) Дома я буду делать все что угодно, никак не гневить тебя – может, я недостаточно любил близких, причинил им много зла и ты разгневался на меня за это? (Какой бред, при чем тут близкие? Нет, не бред, не бред, не каркай, пускай поверит, а то еще передумает!) Я обещаю, что попрошу у всех прощения за причиненные им страдания, я буду любить всех подряд, а деньги, которые заработаю здесь, отдам в фонд чеченских детей-сирот, пострадавших от этой войны! (Какие деньги, ведь меня уже здесь нет, правда, Господи?) Клянусь, бля! Я отдам все деньги, только убери меня на хрен отсюда!!! Летит!!! А-а-а!!!»

Понимая, что это уже смерть, что ничего нельзя сделать за короткие доли секунды, ставшие совсем уж паскудно короткими – мина долетит гораздо быстрее, чем он даже успеет подумать, что нужно метнуться вон в ту ямку, где лежит Игорь (успел, подумал), – Артем вскочил и с горловым воем, перемешав в нем и крик, и страх, и в печенку всех святых, выпучив глаза и ничего не видя, кроме ямки, ринулся туда. Поскользнувшись на сырой траве, он, перебирая по земле руками и ногами, влетел, скатился в ямку и замер в ожидании близкого разрыва, уткнувшись лицом в коровью лепешку…

Мина, сильно перелетев, разорвалась намного дальше остальных, на другом краю выпаса.

Никто не двигался.

Затем все потихоньку зашевелились, начали отряхиваться.

Артем вынул лицо из лепешки, поводил вокруг ошалелыми глазами и, пробормотав «Пронесло», стал счищать дерьмо ладонью, стряхивая его с пальцев. Мысли еще не вернулись. В ушах стоял лишь свист мины, его мины – короткий, резкий и пронзительный, раз за разом вылетавший из села и попадавший прямо в него, и Артем счищал свежую жидкую еще лепешку автоматически, даже не чувствуя брезгливости, готовый в любую секунду снова нырнуть в дерьмо.

Рядом так же меланхолично отряхивался пехотный взводный. Стоя во весь рост, он медленно, по одной, снимал со штанины травинки и кидал их на землю. Потом задержал одну в руках, повертел ее, разглядывая, и задумчиво произнес:

– Вообще-то, у меня сегодня день рождения…

Артем несколько секунд молча смотрел на него, а потом вдруг, сразу, без предупреждения заржал.

Сначала он смеялся тихонько, пытаясь остановиться, затем, уже не в силах сдерживаться, все сильнее и сильнее, все громче. В его смехе появились истерические нотки. Откинув голову назад, Артем перекатился на спину и, глядя в затянутое низкими серыми тучами небо, раскинув руки, гоготал как безумный. Страх, только что пережитый им под минометным обстрелом, выходил из него смехом. Обволакивающий, бессильный страх обстрела, когда от тебя ничего не зависит и ты никак не можешь спасти свою жизнь, никак не можешь защитить себя, а просто лежишь, уткнувшись в землю, и молишься, чтоб пронесло. Этот страх не такой, как в бою, – подстегивающий, а обескровленный, холодный, как эта трава, к которой ты прижимаешься.

Игорь присел рядышком на корточки, закурил. Некоторое время он молча смотрел на Артема, а потом толкнул его в плечо:

– Слышь, земеля… Ты чего? – В его голосе слышались усталость, непрокашлянная сухая хрипотца. Тоже испугался. Страх опустошает, вытягивает силы. Даже говорить становится тяжело.

Артем не ответил. Смех рвался сквозь него постоянным потоком, и он не мог остановиться.

Потом, немного отдышавшись, он заговорил с трудом, прерывая слова хохотом:

– День рождения! Точно! Не бойся, земеля, я в порядке, башня на месте… Знаешь что… – Артем, похохатывая, вытер лицо ладонью, размазывая по щекам коровье дерьмо вперемешку со слезами. – Я вспомнил. Сегодня пятое января… Пятое… января… – он снова сломался смехом, захлебнулся.

– Ну и что?

– Да понимаешь, у моей Ольги сегодня день рождения. – Артем вроде отхохотался. – Понимаешь, сегодня пятое января, они там только что отпраздновали Новый год – Новый год, кстати, был, с прошедшим тебя, – а сейчас сидят за праздничным столом все такие красивые, нарядные, пьют вино и закусывают вкусной едой, галантные такие, и у них там сплошные праздники, и что такое обстрел, они не знают, и дарят девушкам цветы… У них там цветы! Понимаешь, цветы! А у меня тут… морда в говне… Ой, мама, не могу… и еще, знаешь… вша по мудям ползет… – И он опять заржал, отвалившись на спину и покачиваясь с боку на бок.