Война Алой и Белой розы. Крах Плантагенетов и воцарение Тюдоров

Убийства знатных мужчин и женщин в Англии были привычным делом, но это нисколько не умалило того потрясения, которое вызвала в Европе бессердечная расправа над Маргарет Поул. К 13 июня весть о казни достигла Антверпена, а неделей позже о ней узнали при дворе императора[6]. В начале августа второй сын графини, Реджинальд Поул, перебежчик и католический священник, дослужившийся до сана кардинала, с горечью писал архиепископу Бургоса Хуану Альваресу де Толедо о том, что его мать «погибла не по закону природы, а была жестоко убита тем, от кого этого следовало менее всего ожидать, так как он был ее племянником». Единственным утешением для Реджинальда стало то, что его мать приняла мученическую смерть. «Испытать те же страдания, что Христос, его апостолы, многие мученики и невинные девы, – это не позор», – писал Поул. Тем не менее далее он с неприязнью сравнил Генриха VIII с тиранами Античности: Иродом, Нероном и Калигулой: «В своем беззаконии этот человек намного превзошел их в жестокости и, прикрываясь подобием справедливости, казнил невиннейшую женщину, которая была его родственницей, дожившей до преклонных лет, и славилась своей добродетелью»[7].

Однако было бы лицемерием изображать Генриха VIII бессердечным убийцей в ряду добропорядочных королей. Он, бесспорно, отличался жестокостью и беспощадностью, в том числе в отношении членов собственной семьи, но такие уж были времена. Смерть Маргарет определенно положила конец кровавой резне, продолжавшейся с 1450-х годов. В тот момент, когда ее изуродованное тело упало на землю, во всей Англии едва ли удалось бы сыскать человека, в чьих жилах текла хотя бы капля крови королевской династии Плантагенетов, за исключением самого Генриха VIII и троих его детей. Кровопролитие длиной почти в столетие завершилось не по чьей-то воле, а само по себе, потому что все возможные жертвы были уже мертвы.

Одной из первых выражение «Войны Роз» использовала британская писательница XIX века и королевская наставница леди Мария Калькотт. Ее детская книга «История Англии для маленького Артура» впервые была опубликована в 1835 году. Описывая вооруженные конфликты, захлестнувшие Англию в XV веке, Калькотт писала: «На протяжении более чем тридцати последующих лет гражданские войны в Англии называли Войнами Роз»[8]. Она одновременно была права и ошибалась. Эта формулировка не встречается нигде до первой четверти XIX века, но представление о том, что страну разрывали на части соперничавшие друг с другом дома Ланкастеров и Йорков, чьими эмблемами соответственно были алая и белая розы, уходит корнями в XV век.

В Средние века розы во всей Европе были очень популярным символом и в зависимости от их цвета использовались в политике, литературе, искусстве и имели различное, порой противоположное значение. Джованни Боккаччо, итальянский поэт XIV века, в «Декамероне» использовал красную и белую розы как метафору переплетенных друг с другом любви и смерти[9]. В манускриптах розы рисовали на полях, ими же украшали заглавные буквы в молитвенниках, календарях и научных текстах[10]. Семьи английских аристократов использовали розы на гербах как минимум с XIII века, со времен правления Генриха III[11]. Но с конца XV века в Англии алые и белые розы все чаще ассоциировались с судьбами претендентов на корону.

Первой королевской розой была белая роза дома Йорков, потомков Ричарда, герцога Йоркского, который заявил о своих правах на престол в 1460 году. Его сын Эдуард в 1461 году стал королем Эдуардом IV, и белая роза стала одним из символов, сопровождавших его правление. И в самом деле, в юности Эдуарда называли «розой Руана», и после одержанных им военных побед его сподвижники распевали «да будет благословен этот цветок!»[12]. Спустя пару десятков лет белая роза превратилась в знак памяти об Эдуарде, особенно у тех, кто стремился подчеркнуть свою близость к нему и продемонстрировать право первенства на трон.