Война, блокада, я и другие…

           Новогоднее потрясение

…Смеясь, разыгрывали детские подарки

На новогоднем утреннике в школе.
И почему-то в обуви искали…
И всех Людмил разули поневоле…

И праздник елки для меня померк…

Не смела с ног стянуть свои «ботинки»…
И я умышленно запутала шнурки…
И сглатывала горькие слезинки…

На тощих ревматических ногах

Взамен носочка был намотан галстук…
Сейчас… сейчас меня разоблачат…
И я шнурки запутываю наспех.

Притворно долго с обувью возилась…

И терпеливо ждущий Дед Мороз
Большой ладонью, гладя по головке,
Смеялся над моим потоком слез.

Я от стыда и страха цепенела…

Впервые в жизни, именно тогда,
На фоне новогоднего веселья
Узнала, что такое нищета…

И это мне ненужное открытье

Больным прозреньем стало для меня…
И старый Зойкин пионерский галстук
Мне пятки жег без дыма и огня…

Остатки укороченного детства

Вдруг испарились раз и навсегда…
Доверчивое равенство ребячье
Закончилось внезапно… не щадя…

         Чтоб еще пожить…

Не буду плакать над собою,

Я донесла свой Крест нелегкий…
С моей распятою Душой
Я продолжаю путь далекий.

И что от жизни мне просить…

Ведь я жива… жива и память…
Путь будет долгий добрый мир,
Чтоб Душу все-таки расправить.

Пусть будут крылья, чтоб летать,

А чтоб творить — путь будет разум,
Здоровье, чтоб еще пожить,
А умирать… так — так, чтоб сразу…

Пусть будет стол и Хлеб на нем,

И чаша с чистою водою,
Щепотка соли… отчий дом…
И солнца свет над головою.

И пусть всегда цветут сады,

И зелень радует покоем,
И золотистый цвет зари
Начнет и кончит день собою.

Пусть больше не гремит война,

Не плачут вдовы и сироты…
Пусть силы добрые хранят
Наш город и его красоты.

Пусть память горькая живет,

И не уйдет война в забвенье…
Но пусть добро свой правит бал
И дарит людям вдохновенье…

Не буду плакать над собой…

Страшней, чем было — быть не может…
Должна я справиться с собой —
Никто другой мне не поможет.

Тогда мне на ночь бабушка крестила
Остриженную голову мою,
А утром убедиться заходила — жива ли?
И пеняла на судьбу…