Война богов

Захлопнулась; одна она теперь.
Глядит она направо и налево:
Так вот каков красавицы приют!
Стоит, любуясь, несколько минут...
Что до сих пор видала наша Дева?
Лишь мастерскую мужа своего,
Да жалкий хлев, где в ночь под Рождество
Младенца родила (хоть не от мужа).
Робка, еще немного неуклюжа,
Решается по комнатам пустым
Она пройтись; толкнула дверь, и сразу
Увидела агатовую вазу,
Овальную, с узором золотым.
Полюбовалась хрупкою вещицей,
Потом, сказав: Ой, как бы не разбить!»
Спешит ее на место положить.
Затем проходит длинной вереницей
Гостиных и салонов, пышных зал
Со множеством диванов и зеркал,
Где вкус царит, отнюдь не симметрия.
Немало безделушек и цветов,
И скляночек для амбры и духов
Там видит восхищенная Мария.
Повсюду бродит любопытный взгляд...
Ах! Вот Киприды щегольской наряд,
Сандалии, а также покрывало,
Венок из роз и пояс дорогой,
А для прически — обруч золотой...
Какой убор! — Мария прошептала. —
Наверное, он очень мне пойдет.
Нельзя ль его примерить на минутку?
Ведь я переоденусь только в шутку!
Никто сюда, надеюсь, не войдет».

Нелегкое, однако, это дело!
Мария наряжаться не умела,
Но все же облачилась кое-как
(Прилаживать нет времени к тому же)
И вопрошает зеркало: Вот так?»
Ей зеркало: Венеры ты не хуже».
Она собой любуется опять
И говорит: А ведь могли б Амуры
Принять меня за собственную мать».
И в тот же миг, румяны, белокуры,
Влетают легкокрылые Амуры.
О мамочка, поведай нам секрет,
Как хорошеть? Тебя прелестней нет!»

От радости Мария покраснела,
Но все-таки собою овладела
И улыбнулась. Вот Амур один
Ей благовоньем руки поливает,
Другой их полотенцем вытирает;
Они кидают розы и жасмин
И пляшут вкруг Марии шаловливо
Под возгласы: О, как она красива!»

Хвалы, как сильнодействующий яд,
Ей с непривычки голову вскружили.
Она вокруг кидает томный взгляд.
Вот ряд картин... На них изобразили
Венера, Адониса твоего,
Любви победоносной торжество.
Исполненные неги, те картины
Смутили Деву, и не без причины.
Как запылал румянец на щеках!
Воскликнула она тихонько: Ах!»

Но вот она в другой покой попала
И пышное там ложе увидала,
А перед ним — пурпуровый ковер.
Она могла б присесть — она ложится...
И снова полный любопытства взор
Вокруг себя обводит и дивится:
Умножили стократно зеркала
Ее красы; им нет теперь числа.
Она смеется, руки простирает,
Как для объятий, и слегка вздыхает:
О дорогой Панфер, любимый мой!
Какая жалость: нет тебя со мной...
Одета столь прельстительно и мило,
Наверно, я б тебя обворожила».