Уилсон проработал в Конгрессе несколько месяцев и только успел получить место в комитете по внешней политике, когда Египет, Сирия, Иордания и объединенные армии Лиги арабских стран внезапно напали на Израиль во время еврейского праздника Йом-Киппур. В течение нескольких дней Уилсон следил за всеми выпусками новостей и пришел к выводу, что арабы действительно могут захватить Израиль. В какой-то момент он так встревожился, что позвонил в израильское посольство и попросил оператора соединить его с человеком, который сможет предоставить ему оперативную информацию о ходе боевых действий.
В те дни израильское посольство в Вашингтоне находилось в центре чрезвычайно оживленной деятельности. Его миссия заключалась в том, чтобы обеспечить выживание Израиля благодаря миллиардам долларов экономической и военной помощи, ежегодно предоставляемой США. Конгрессмены и сенаторы еврейского происхождения были естественными союзниками, регулярно посещавшими посольство. То же самое относилось к выборным чиновникам, имевшим много избирателей среди евреев. Звонок Уилсона был необычным для Цви Рафиаха, уполномоченного посольства по связям с Конгрессом, поскольку в избирательном округе конгрессмена практически не было евреев.
Рафиах был чрезвычайно энергичным коротышкой, которого Уилсон считал высокопоставленным агентом Моссада. Он привык общаться со всевозможными людьми, но, по его собственному признанию, не встречал никого, похожего на Уилсона. Прежде всего, Рафиах не привык, чтобы конгрессмены и сенаторы сами приходили к нему; они всегда приглашали его к себе, и он прибывал к ним с картами, таблицами, слайдами, военными атташе и даже министрами израильского правительства.
Прибытие Уилсона всего лишь через час после звонка поразило Рафиаха. Конгрессмен носил ковбойские сапоги и стетсоновскую шляпу, и, с точки зрения израильтянина, выглядел настоящим великаном. Но больше всего Рафиаха изумило его превосходное знание военной истории и глубокое понимание тактики и вооружений. Рафиах быстро понял, что Уилсон полностью разделяет его взгляды, и когда конгрессмен заявил, что хочет немедленно отправиться в Израиль, он принял соответствующие меры.
Через три дня Уилсон ехал в джипе по Синайскому полуострову вместе со своим коллегой-конгрессменом Эдом Кохом. Израильские военные везли их на фронт мимо догорающих танков советского производства. Уилсон был чрезвычайно рад оказаться в обществе этих героических людей. Так начался его десятилетний любовный роман с Израилем. По его собственному признанию, «я купил все оптом: осажденную демократию, окруженную варварами с советским оружием, выживших пленников из нацистских концлагерей и Давида против Голиафа».
Уилсон стал одним из самых главных поборников Израиля в Конгрессе, не будучи евреем и не имея заметного количества евреев в своем избирательном округе. Спустя годы Цви Рафиах размышлял над этим казусом: «Однажды я посетил его округ; самое большое впечатление на меня произвели нефтяные вышки и большие жирные коровы, лежавшие в тени. Каждый раз, когда нужно представить богатую страну, я описываю эту сцену в Лафкине: коровы в тени нефтяных вышек. Но поверьте мне, в Лафкине нет евреев».
Вероятно, кроме материнских увещеваний был и другой фактор, побудивший Уилсона встать на сторону Израиля. Его будущий коллега по афганской операции, Гаст Авракотос из ЦРУ, намекает на то, что Чарли в некотором роде страдал синдромом Джеймса Бонда: «Нас сблизила тяга к женщинам и стремление убивать коммунистов». Откровенная манера Авракотоса иногда шокирует людей, но он доходчивее всего объясняет, что двигало Чарли Уилсоном. Смысл его объяснения заключается в том, что наряду с защитой обездоленных для мобилизации сил Уилсону были необходимы два других ингредиента: злодеи-коммунисты, которых требовалось усмирить, и прекрасная женщина рядом с ним.
В Израиле он сразу же свел знакомство с представительницей прекрасного пола в лице капитана сил самообороны с волосами цвета воронова крыла. Она была официальным проводником конгрессмена в зону боевых действий и очаровала его во время первой вылазки в пустыню для осмотра горящих танков. Эд Кох до сих пор помнит свой ужас, когда командир прекрасного капитана, оскорбленный ее растущим влечением к