Война. Часть 2

"Так и есть, большинство наркомов потянулись за мной… Не сказать же, что назначение было для меня полностью неожиданным, много раз думал и не только думал о том, как подготовить промышленность к войне, разговаривал и с военными, и с производственниками… Так, давай, не молчи, а то некоторые из подчинённых уже начинают проявлять признаки нетерпения". – Товарищи, – усилием воли подавляю дрожь в голосе, глядя на возбуждённые лица соратников, – хочу начать с того, с чем наша оборонная промышленность столкнётся уже в ближайшее время. Готовится новый закон "О всеобщей воинской обязанности", он предполагает резкое увеличение численности Красной Армии. Приказываю вам уже сегодня начать уточнение списков наших работников, которых необходимо открепить от призыва в армию… да-да, растущая армия потребует кратного увеличения выпуска военной техники, вооружений, боеприпасов. Справится с этой задачей нам будет нелегко, поэтому заводы, КБ и института не имеем права потерять из-за чьей-то нераспорядительности ни одного рабочего, инженера или учёного. Понятное дело, в обозримом будущем ситуация с нехваткой рабочей силы не улучшится, а скорее ухудшится. Чтобы справиться с производственной программой, нам нужно увеличить производительность труда каждого работника. Сделать это возможно внедряя новую более производительную технику, применяя новые более эффективные технологии, улучшая организацию производства. Вот о чём в первую очередь должен думать каждый нарком… Ваши мысли по этому поводу я хочу услышать уже на следующем совещании, которые будут проходить каждую неделю по воскресеньям и средам…

"Что-то не вижу я в лицах слушающих никакой реакции на мои слова… Неужели банальщину несу, которую они слышали уже десятки раз? Надо встряхнуть как-то подчинённых".

– Каждый нарком должен перестроить свою работу, держа в голове, что большая война начнётся уже скоро, меньше чем через два года, в мае-июне 1941 года. Все свободны, встретимся в воскресенье в 20 ноль-ноль.

"А может быть и не начнётся, но работать мы все должны исходя из этой даты".

* * *

– Я умираю, Аня. – бледная как смерть, но безупречно одетая и накрашенная Любовь Орлова повисает на Оле, – сделай что-нибудь…

– Любовь Петровна, – директор "Художественного" с дрожащим тройным подбородком хватается за трубку телефона, – а как же премьера? Вызвать неотложку?

– Зяма, выйди вон, – сквозь зубы с надрывом цедит она, – все выйдите…

Оля помогает похудевшей в последнее время актрисе дойти до директорского кресла, Орлова обессиленно падает в него, затем девушка быстро отдёргивает штору и открывает окно. Заходящее тёплое летнее солнце освещает покрытое сеточкой мелких морщин лицо актрисы.

– Не открывайте глаза, Люба, – руки девушки забегали по голове актрисы, незаметно массируя точки выхода нервных окончаний…

– Причё-ёска-а, – застонала та.

– Не трогаю, не трогаю…

– М-м-м… ты – волшебница, Аня, твои руки источают тепло…

– Не вставайте, – Оля наливает из графина воду, достаёт из сумочки коробочку с надписью на немецком "Аспирин Байер", наливает из графина воды – глотайте, запейте, всё… теперь не двигайтесь пять минут.

– Люба, скажите, – Оля вскоре замечает, что страдальческая гримаса на лице Орловой испарилась, – а вы Киру Симонович хорошо знаете?

– Хорошо, а что такое? – глаза актрисы с опаской приоткрылись.

– Кто у неё был фаворитом в последнее время?

– Боря Мордвинов, главный режиссёр Большого театра, об этом все знают, а что такое?

– Он сейчас здесь?

– Должен быть… – обиженно поджимает губы Орлова.

– Кира пропала, – Олины глаза впились в собеседницу, – вчера ушла из дома к зубному… только об этом никому. Мордвинов ревнивый?

– Кто, Боря? Ты его подозреваешь, Аня? Убить Киру? Нет, он на такой поступок не способен, – энергично трясёт головой актриса.

– Люба, может у неё кто-то ещё был?

– Не знаю…

– Любовь Петровна? – в дверной щели показался глаз директора.

– Давай третий звонок, Зяма, – Орлова легко поднимается с кресла, расправляет плечи и выходит из кабинета даже не повернувшись назад.

– А вас, Анечка, с собой на сцену не взяли? – кричит ей Шейнин, стоящий за высоким столиком с бутербродом в руке, – хотя я бы большей охотой взял вас… в соавторы сценария, чем братьев Тур. Вы вложили в него больше идей, чем они.

– И вас, Лев Романович, я смотрю не пригласили… – девушка пропускает мимо ушей двусмысленную фразу следователя.

– Я сам отказался, – вытирает он губы накрахмаленной салфеткой, – на сцене я чувствую себя неуверенно, да и вообще мне претят речи профессиональных нарциссов, я пришёл посмотреть окончательный вариант картины.

– Следуйте за нами, гражданин, – хлопает дверь в главный зрительный зал и фойе появляются два сержанта госбезопасности, ведущие под руки невысокого хорошо одетого крепыша, сверкнувшего на весь зал бриллиантовыми запонками.

– Боря сам виноват, – понимающе кивает Шейнин, перехватив острый взгляд Оли в направлении троицы, – а я смотрю, Анечка, вы уже тоже в курсе? Впрочем, о чём я говорю, мои поздравления Алексею Сергеевичу в связи с новым назначением.