Помимо военной авиации в шпионаже были задействованы и гражданские самолеты. В мемуарах летчика-истребителя, командира 303-й авиадивизии, генерал-майора Г.Н. Захарова читаем о мае 1941 года. Прямо над его аэродромом начинает выписывать круги самолет «Си-47», осуществляющий регулярные рейсы Берлин – Москва: «Пассажирская трасса лежала в стороне от наших аэродромов. Предположить, что летчик заблудился, было невозможно: при такой погоде даже курсант бы не заблудился. В том, что самолет вел разведку, ни у кого сомнений не возникало. Поражала наглость немецких летчиков, полная уверенность, что все сойдет им с рук…»[319]
Автор мемуаров дает приказ посадить наглеца. Наши истребители окружают самолет и принуждают его к посадке: «Самолет был до отказа заполнен пассажирами. Тараща глаза, они рассматривали истребители, которые один за другим шли на посадку, и тогда я загнал самолет в самый дальний угол, откуда меньше всего можно было видеть то, что происходило на аэродроме. Выходить из самолета немцам запретил – поставил часового.
Но вот не успел я подъехать к зданию штаба, чтобы доложить о случившемся, как зазвонил телефон. В Москве о моих решительных действиях уже знали. Звонил Нарком обороны С.К. Тимошенко.
Мне задан был только один вопрос: кто приказал сажать самолет? Я ответил, что решение мое, единоличное. После этого говорил только нарком. Из его слов я понял, что мои «необдуманные действия могут привести к политическим осложнениям» и что мне надо немедленно писать рапорт с объяснением своего безответственного решения»[320]
.Через полчаса нарком позвонил еще раз и был гораздо спокойнее. А вскоре раздался и третий звонок С.К. Тимошенко: «Самолет выпустить в Минск. Разбираться будут там…»[321]
.Обратите внимание, как быстро нашему командиру перезвонил сам Нарком обороны. При этом даже кажется, что сообщение ему передали не его подчиненные советские летчики. А информация дошла после сигнала немцев своим о том, что их самолет посадили.
Но на этом история не заканчивается. Это немецкий летчик отпустил бы задержанный русский самолет сразу, как получил приказ. Русскому человеку еще и справедливость нужна. А то, что немцы так вольготно летают – несправедливо. Может, и политически верно, но с точки зрения нашего командира – несправедливо. И вот командир авиадивизии Г.Н. Захаров лично отправляется к гитлеровцам.
«В несколько приподнятом настроении я подъехал к «Си-47». Немецкие летчики смотрели на меня с любопытством.
– Кто-нибудь говорит по-русски? – спросил их.
– Нихт ферштеен.
Врут. Кто-то из них наверняка говорит или понимает по-русски. Если бы это был единственный случай, я бы еще мог поверить в то, что они «нихт ферштеен»… Улыбаются.
Я вдруг разозлился…
– Ну, раз «нихт ферштеен», – сказал я, – будете сидеть хоть до вечера. Пока не вспомните несколько слов по-русски.
После этого из-за спины пилота возник штурман и очень вежливо, почти без акцента произнес:
– Господин генерал, я немного понимаю по-русски.
То, что он обратился ко мне словами «господин генерал», когда я был в обычной летной куртке, подтверждало, что я имею дело с разведчиком»[322]
.Может быть, товарищ Сталин не знал, что за бардак у него творится на приграничных аэродромах? Знал. 12 июня 1941 года на стол Сталина легла докладная записка Народного комиссара внутренних дел СССР Л.П. Берии. Читаем и удивляемся: «За прошедшее после октября 1940 г. время, то есть по 10 июня 1941 г., со стороны Германии нарушили границу Союза ССР 185 самолетов[323]
. Особенно усилились нарушения нашей границы германскими самолетами за последние один-полтора месяца. Только за май и 10 дней июня 1941 г. границу СССР нарушил 91 германский самолет…»[324]Картина, казалось бы, ясна. Всем, но только не Сталину. Несмотря на все факты, он настаивает, чтобы СССР придерживался тактики «не поддаваться на провокации», чтобы не дать тем, кто хочет втянуть Германию в войну с СССР, ни малейшего шанса. В мемуарах командующего советским флотом адмирала Кузнецова мы найдем упоминания и по теме «наглых немецких летчиков», и реакцию на все это Сталина. После неоднократных нарушений командующий флотом отдал приказ стрелять по нарушителям.
«…Фактически в эти дни на флотах уже шла война в воздухе: зенитчики отгоняли огнем немецкие самолеты, а наши летчики вступали с ними в схватки на своих устаревших «чайках»… После одного из таких случаев меня вызвали к Сталину. В кабинете кроме него сидел Берия, и я сразу понял, откуда дует ветер. Меня спросили, на каком основании я отдал распоряжение открывать огонь по самолетам-нарушителям. Я пробовал объяснить, но Сталин оборвал меня. Мне был сделан строгий выговор и приказано немедля отменить распоряжение. Пришлось подчиниться»[325]
.