Война - дело молодых (СИ)

  Нана вдруг открыла глубоко запавшие глаза и чуть слышно выговорила:

  - ЙоI, теперь он уйдёт...

  вот и всё, что было. Не было и нету

  правильно и ясно. Здорово и вечно

  всё как у людей

  * * *

  "Я как загнанный зверь, вжавшись в землю, в окоп вмёрз той ночью,

  Под разрывами бомб, обезумев, вздымалась земля.

  Я в полмига живу, на войне жизнь мгновенья короче.

  Я в полвздоха дышу, давит горло мне смерти петля.

  "Ураган", "Град" и "Смерч" пашут город мой огненным плугом.

  Огнедышащий вихрь вырывает с корнями дома.

  Под руинами их, в этом омуте адова круга

  Тонут вопли детей, и глотает их вечная тьма.

  А бульвары мостят смертным ливнем крылатые "Скады",

  И усеян асфальт весь останками женщин, детей.

  Вижу мальчик грудной с изумлением странным во взгляде.

  Плача навзрыд, трясёт руку матери мёртвой своей,

  Так ведётся давно нашей кровью омытой державой -

  За величье своё, вынося за ударом удар,

  Наших лучших сынов, дочерей с их немеркнущей славой

  В этой вечной войне мы кладём на Свободы алтарь.

  Что же столько веков здесь душа твоя, русич, искала,

  У вас столько земли, что тебе всю её не объять.

  Я-то сердцем прирос к этим голым ущельям и скалам.

  Ну а ты-то зачем вновь приходишь сюда умирать?"

  (Хасмагомед ХАДЖИМУРАТОВ)

  * * *

  Он не разговаривал с нею, избегал даже встречаться глазами, и место его рядом с ней в постели пустовало уже которую ночь, с начала их хождения по мукам, но сейчас она точно знала, почему.

  Дом спал.

  Она оделась тщательно и тепло, одела детей. И, подхватив их на руки, по тропинке в летнюю кухню уже не бежала - брела медленно, едва переставляя онемевшие ноги, как больная старуха.

  Стоящие там мужчины - двое в масках, двое - те, что были здесь в прошлый раз, - опустили перед нею глаза.

  Но она глядела только на Ахмада. Рядом с которым лежал на затоптанном полу вещмешок.

  - Что, так и ушёл бы? - наконец вымолвила она, не узнавая собственного голоса.

  Тот покачал головой.

  - Попрощался бы всё же? - она захлебнулась горьким смешком.

  - Сан са... - Он протянул к ней руку, но не коснулся. - У меня нет выбора.

  - Твоя мама... она не переживёт!

  - У меня нет выбора, - повторил он, наконец глядя ей в глаза, прямо и тяжело.

  Она перевела взгляд на мужчин у двери:

  - А вы, вы все! Вы же рады, что так случилось?.. Правда? Боьха хIуманаш (гады)! Ненавижу!

  Один из них шагнул вперёд, знакомым жестом срывая чёрную шапочку с прорезями для глаз и рта, прикрывавшую его лицо:

  - Ты же знаешь - я никогда не пожелаю вам зла...

  Она зажмурилась.

  ...Маленький костёр. Дымок, тянущийся в серое предрассветное небо. Холод росы и жар углей, опаляющий босые ступни. Рокот в небе - ближе, ближе, ближе...

  "Я забыла, что я должна..."

  "Я сделаю то, что должна..."

  "Когда скажу... дадите мне руку..."

  - Так ты добра ему желаешь?! - Она вскинула голову, вся дрожа, как в ознобе. - Убивать, пока не убьют? Этого ты от него хочешь? Кого он должен будет убивать?

  Тот тихо проговорил, не сводя с неё усталого взгляда:

  - "Воистину, Аллах купил у верующих их души и имущество, в обмен на Рай. Они сражаются на пути Аллаха, убивая и погибая... Кто выполняет свои обещания лучше Аллаха? Возрадуйтесь же сделке, которую вы заключили. Это и есть великое преуспеяние"...

  Она стиснула зубы до хруста.

  - Сан са... - Рука Ахмада легла ей на плечо знакомой тёплой тяжестью. - Я останусь человеком. Клянусь тебе.

  - Ты станешь смертью. - Она закрыла глаза, уткнулась лбом в круглые головки сопящих у груди детей. - Уходи. Уходи! - Соль на губах - кровь или слёзы?

  - Iодика йойла, сан зезаг, сан безам... - Его объятье было таким, что она задохнулась. - Со юхавог Iур ву хьо йолче (я к тебе вернусь)...

  - Вернёшься?! - Она вырвалась. - Только попробуй... попробуй не вернуться! Я и тебе, и всем гуриям в раю тогда глаза повыдираю!

  Он тихо засмеялся, ещё раз на миг до боли прижав её к себе.

  Дверь скрипнула.

  Она почти упала возле стола, раскачиваясь из стороны в сторону, изо всех сил стискивая обеими руками заревевших малышей.

  столетней бессонницей в горле гудят провода

  болит голова, это просто болит голова

  а вот и цена, и весна, и кровать, и стена

  а вот чудеса, небеса, голоса и глаза

  истлевшая осень золой на осколках зубов

  конечную степень усталости меряет ночь

  болит голова, это просто болит голова

  стоять и смотреть, это просто простить и молчать

  крестом и нулём разрешились пустые места

  в безвременном доме за разумом грохнула дверь

  рассыпалось слово на иглы и тонкую жесть

  а злая метель обязала плясать на костре

  * * *

  - Я заказал билет твоей матери, Лиска. В понедельник она будет в Москве. Малхаз её встретит и привезёт сюда.

  - Не уеду, не надейтесь.

  - Лиска...

  - Зря старались.

  - Ч-чёрт! Лиска, тебе лучше...

  - Я сама знаю, что мне лучше.

  - У тебя дети!

  - Да что вы говорите? Неужто? А я и не знала...

  проканает и так - узел в пыль на войну

  на лету подхватил - унесу под крыльцо

  не отдам никому - закопаю в углу

  положу сверху камешек за пазуху

  - Бес... Бехк ма биллахь... прости... но я теперь всё буду решать сама. Не сердись.

  - Это ты прости. Не уберёг.

  - Нет... Ты не виноват. Хьан бехк бац... Никто не виноват.

  - Что я могу сделать для тебя?

  - Ничего. Ничего нельзя уже сделать... Ох, Бес...