Война Двух Королев

На следующее утро, когда мы взошли на скалистый холм, взору предстали крепостные стены гор, окружающих Падонию. Предвкушение и решимость стремительно нарастали, как и благоговение. Леса глициний, которые я видел накануне вечером, теперь заполонили земляную дорогу и сам город Падония, а их ветви разных оттенков синего и фиолетового переходили в глубокий малиновый цвет внешних границ Кровавого леса.

Поппи была явно захвачена красотой, ее взгляд метался по каждому дюйму пейзажа. Я надеялся, что это помогло ей забыть о том, что мы проехали дорогу в Локсвуд не более часа назад. Ее плечи не расслаблялись, пока глицинии не стали более заметными. Тем не менее, она молчала почти все утро.

Сдвинувшись в седле, я взглянул на Малика. Между нашим вчерашним разговором и предстоящей встречей с отцом, я был поглощен своими мыслями и надеялся на богов, что не совершил огромную ошибку, сняв костяные цепи с его запястий и позволив ему свободно ездить верхом.

Я не хотел, чтобы наши войска впервые увидели своего принца в цепях.

Поппи положила руку поверх той, которой я обхватил ее талию, и повернулась ко мне лицом.

— Ты в порядке?

— Не уверен, — признался я, глядя на нее сверху вниз. — Я думал о том, что скажу отцу.

— И что придумал?

— Ничего подходящего для повторения, — сказал я с сухим смешком.

Она посмотрела вперед, когда сквозь извивающиеся лозы голубовато-фиолетового цвета стал виден мост через реку Рейн.

— Мы можем отложить это, если тебе нужно больше времени.

— Не нужно. — Я поцеловал ее в макушку. — Будет лучше, если я покончу с этим.

Стали видны верхушки многих палаток, и казалось, что основная часть армий разбила лагерь за пределами Вала. Рискованный шаг, но, скорее всего, решение было принято в пользу того, чтобы не разрушать поля внутри.

Из города до нас донесся низкий, грохочущий рев. Я притормозил коня, когда Киеран остановился рядом с нами, и до наших ушей донесся стук копыт и лап.

— У нас скоро будут гости. — Я сжал ее бедра, а затем сошел с лошади. Она без вопросов и колебаний вложила свою руку в мою. Лошадь, на которой мы ехали, только сейчас привыкала к Киерану в его вольвеньей форме, и у меня было чувство, что скоро нас нагонит еще много народу. Я не хотел, чтобы она сбросила Поппи.

Ее губы сжались.

— Я до сих пор не могу поверить, что у меня нет отличного слуха или зрения. Нелепо.

— Или умения превратиться во что-нибудь, — напомнил я ей, когда шум стал громче и ближе.

— И это тоже.

— Ты совершенна такая, какая ты есть. — Я наклонился и поцеловал уголок ее рта. — Средний слух и все такое.

— Это было банально, — сказала она, усмехаясь, глядя на меня сквозь ресницы своими лучистыми зелено-серебристыми глазами. — Но мило.

Первым сквозь лианы глицинии прорвался белый вольвен и помчался прямо к нам. Я не смог сдержать улыбку, когда Делано практически бросился в мою сторону.

— О, Боже, — пробормотала Поппи, успокаивая нервную лошадь.

Я поймал чертова вольвена и с хохотом отпрянул назад. Делано был отнюдь не самым крупным из вольвенов, но все же тяжелым и сильным, как бык. Я опустился на одно колено и попытался успокоить мохнатую, извивающуюся массу, которой был Делано, когда он прижал свою голову к моей.

— Я скучал по тебе, дружище. — Сжимая его голову, я крепко обнимал его, пока вольвен цвета пепла, похожий на Киерана, но меньший по весу и росту, не оттолкнул его с дороги.

В моей груди потеплело, когда я обнял Нетту. Она была немного менее спокойна в своем рвении, только один раз чуть не опрокинула меня на задницу.

— Я тоже по тебе скучал.

— А как же я? — прозвучало в ответ.

Я провел рукой по макушке Нетты и сказал:

— Я ни разу не вспомнил о тебе, Эмиль.

— Ай, — со смехом сказал атлантиец, а затем более мягким голосом я услышал, как он сказал:

— Я знал, что ты его достанешь.

Подняв глаза, я увидел, как пурпурноволосый ублюдок взял руку Поппи в свою и прижал ее к золотой и стальной броне, украшавшей его грудь. В кои-то веки мне не захотелось пробить ему горло до позвоночника. Только потому, что в его взгляде было обожание и уважение.

И потому, что он быстро отпустил ее руку.

Меня окружили другие вольвены, и я сдался, оставшись стоять на коленях, пока каждый из них подходил, чтобы либо прикоснуться ко мне, либо прижать свою голову к моей. Я с удовольствием ждал. Для вольвена сделать такое было знаком уважения, и для меня было честью быть принятым.

Когда я наконец смог подняться, меня охватило еще одно чувство. Я наблюдал, как Поппи приветствовали точно так же, увидел, как она повернулась, чтобы зарыться лицом в шерсть на шее Делано, а затем крепко прижать к себе Нетту. Ее смех, когда к ней прижимались вольвены. Ее принятие их… эта сияющая любовь в ее ярких глазах… и их явное поклонение ей сделали что-то с моей грудью и моими чертовыми глазами.

Это была моя жена.

Мое родственное сердце.

Черт возьми.

Прочистив горло, я посмотрел на стоящего передо мной высокого атлантийца.

— Сдержался, — густо сказал Нейл. — Не хотел быть затоптанным.

Смеясь, я преодолел между нами расстояние и обнял его.

— Рад тебя видеть.