Война Двух Королев

— Ты думаешь, я поверю, что ты не была раньше рядом с ранеными атлантийцами? — Я выдержал ее взгляд. — Что я первый, кого ты здесь видишь?

— Ты не первый, но я обычно не подхожу к питомцам Королевы.

Мои губы сомкнулись на клыках.

— Может, я и на цепи, но я не питомец.

Крыло на левой стороне ее лица приподнялось, когда она подняла бровь.

— Полагаю, нет, раз ты издаешь такие рычащие звуки. Если бы это было так, ты был бы таким животным, которое нужно было бы усыпить.

— И поэтому ты здесь?

Она рассмеялась, и я напрягся. Ее смех. Он звучал…

— Ты такой подозрительный. Я здесь не поэтому, — сказала она, и я моргнул, покачав головой. — Честно говоря, мне скучновато. И я дала обещание. — Прислужница быстро поднялась, бросив взгляд на сидячую ванну. — Если ты думаешь, что не нуждаешься в ванне, то мне не хотелось бы говорить тебе об этом, но это так.

— У меня не было в планах воспользоваться ею.

— Неважно. Это твоя жизнь. Твоя вонь.

— Что за обещание ты дала?

— Досадное. — Прислужница перешла на другую сторону ванны и опустилась на колени. Она постукивала пальцами по поверхности воды, создавая небольшие волны. — Хотя купание может помочь твоей ране.

Когда я не стал отвечать, она еще немного постучала пальцами по воде, глядя на меня бледными, едва голубыми глазами.

— Это потому, что тебе нужно поесть?

Могу ли я питаться от Восставших? Я не знал, будет ли это эквивалентно питанию от смертного. Черт, я не был уверен, мертвы они или живы. И вообще, что это за хрень.

Ее голова наклонилась в сторону, отчего пучок волос рассыпался по руке.

— Наверняка в этом все дело. Твой брат становится капризным, когда ему нужно поесть.

Все во мне сосредоточилось на ней.

— Где мой брат?

— Здесь. Там. Возможно, везде, а не там, где он должен быть.

Моя челюсть сжалась, потому что это звучало как Малик, которого я знал, но мне начало казаться, что процесс превращения в Восставшего одурманивает мозг, и именно поэтому другие Прислужницы молчали. То, что сейчас вылетало из ее уст, было чистой бессмыслицей.

— Ты должна часто бывать рядом с ним, чтобы знать, когда ему нужно питаться.

Она выпрямилась.

— Не совсем.

— Тогда было бы странно это замечать.

— Я просто наблюдательна. — Эти глаза… Они были такими тусклыми, почти безжизненными. Чертовски жутко смотреть в них слишком долго. — И я также не пытаюсь его убить, что могло бы случиться, если бы я часто находилась рядом с ним.

— Разве Прислужницам не разрешается проводить время с представителями противоположного пола?

Она не очень деликатно фыркнула.

— Прислужницам разрешено общаться с представителями любого пола, с которыми они считают нужным.

— Тогда это потому, что ваша Королева хочет, чтобы Малик был только один? — Мой желудок сжался.

— У нее нет к нему никакого интереса. — Выражение ее лица не изменилось, но я заметил, что она ухватилась за края ванны. Интересно. — Уже давно.

Я не поверил этому ни на секунду.

Прислужница погрузила руку в воду и начала скрести кожу. Странные символы быстро исчезли. Она перешла на другую сторону.

— Знаешь ли ты, что эти туннели и камеры находятся здесь уже сотни и сотни лет? — Поднявшись из ванны, она провела пальцами по стене камеры. — Они существовали, когда боги ходили среди людей. Конечно, они были расширены, доработаны и теперь проходят по всей территории города, но эти стены… — Она приложила ладонь к влажному камню. — Эти стены древние, и лишь немногим было позволено войти в них.

Я знал о подземных камерах под домами Вознесенных, но не о туннелях, проходящих через весь город.

— Мне плевать на эти стены.

— А зря. — Она посмотрела на меня через плечо. — Боги ходили по этим туннелям. Как и Первородные. Они ходили по другим туннелям в других городах, соединяя проходы и создавая магические заслоны из сущности Первородных, которые могли не выпускать или впускать внутрь.

Я смотрел, как она проводит ладонью по неровному камню, задаваясь вопросом, о чем именно, черт возьми, она говорит.

— Было предсказано, что бог, рожденный смертным, несет в себе кровь Первородного Жизни и Первородного Смерти при вознесении, — прошептала Подручная. — Или так говорят… а говорят они много. Так или иначе, она нарушила эти обереги, когда вознеслась в божество.

Было ясно, что она говорит о Поппи.

Она прислонилась щекой к стене.

— И все, что хранилось внутри, теперь может выйти наружу. — Глаза, не такие уж и тусклые, встретились с моими. — Остаются два вопроса. Когда и где. Даже он не знает.

Я даже не знал, что ответить на все это, но уловил, как скривились ее губы, когда она сказала «он».

— Кто?

— Каллум.

— Золотой мальчик Восставший?

Ее смех был более горловым, более реальным и странно знакомым.

— Он старый. Очень старый. Будь осторожен с ним.

— Да пошел он. — В нетерпении я наклонился вперед… дальше, чем обычно, из-за ослабленных цепей. — О чем, черт возьми, ты бредишь? И какое отношение это имеет к вознесению Поппи?

— Я и вправду брежу, не так ли? Йен сказал, что Пенеллаф бредит. — Она резко повернулась лицом ко мне, прислонившись к стене. — Это правда?

Мои глаза сузились.

— Почему? Почему ты хочешь это знать?