Есть и такая часть населения, что с первых дней прихода немцев стояла у завода, ожидала набора. А спросите – скажет, что заставили. Сильно страдают те, которые не занимались ни растаскиванием имущества, ни грабежом, и не идут на предприятия, считая, что недостойно русского патриота помогать неприятелю…
Пленных красноармейцев очень плохо кормят, а то и совсем не кормят, живут попрошайничеством… В южной армии много сдалось добровольно, особенно которые близко были от своей родины…
Попробовавши немецкого плена, решили просить переговоров с начальством лагеря: нам на фронте ваши разбрасывали листовки, что кто добровольно сдастся, будет отпущен домой и всякие привилегии, а теперь мы на положении скота, а начальник им сказал, что листовки для того и бросаются, а у вас есть голова на плечах. Вы пленные, а раз пленный, то и разговора быть не может.
С 18 часов видно большое зарево на западе, выяснилось, что в 25 км имеется цыганский колхоз, что колхозников‐цыган всех немцы расстреляли, колхозные постройки сожгли, а имущество забрали.
Прошло пять месяцев со вступления немцев в Таганрог. Улицы переименовались по дореволюционным названиям. Процветает спекуляция и частная торговля. За спекулянтами на базаре ничего не купишь с первых рук. Дома в 4 этажа на целый квартал стоят пустые, окна выбитые. Воду приходится носить из колонок в назначенное время, с 9 до 4 часов. Свету нет. Керосин 100 рублей литр. С отоплением квартир трудно. Постройку, сараи, заборы порубили на дрова. Большая часть населения недоедает. Некоторые ходили за продовольствием в селения по 15 раз и за 60 км. Пообморозились, а много и совсем позамерзли.
По селам румынские солдаты бесцеремонно загоняют в амбар на ночлег всех пришедших для обмена, а молоденьких девушек и вообще красивеньких уводят к себе. Кормовой бурак заменяет и картошку, и капусту. Мясо на базаре если встречается, то конина, установить трудно, битое или дохлое.
По рассказам, на вывешенное объявление о наборе девушек в женскую гостиницу (т.е. публичный дом) на Греческой улице явилось несколько сотен, из которых выбрали 60 человек. Больных венерическими болезнями признали вредными для общества и уничтожили. Все русские женщины и девушки, имевшие половую связь с немецкими солдатами, в случае беременности получают справку на право аборта.
Накануне Пасхи очень большой сбор людей на базаре, германские солдаты и офицеры охотятся за маслом, салом, яичками. Так как на дворах у жителей уже ничего не стало, то теперь высматривают на базарах, но платить по существующим ценам не охотники. Одна крестьянка вздумала вцепиться немцу, взявшему у нее яйца, в руку, объясняя, что у нее трое детей малых дожидаются, пока она продаст яйца и купит им несколько стаканов пшеницы и сварит кашу, а немец в ответ начал ее избивать. Дал ей 10 рублей, т.е. одну марку.
Видя, что собралась толпа, схватился за револьвер и кричит – ком, ком, т.е. иди.
Воскресенье. Пасха. Попы начали себя чувствовать, как у своей власти, выполняют церковные обряды. Многие местные старожилы возобновили веру в бога и усердно посещают богослужения…
Не поверил я своим глазам, когда увидел протоиерея в рясе, с крестом на шее. То бывший мой сослуживец по ЖКО 31‐го завода, работал сторожем в банно‐прачечном комбинате, а последнее время портным, шил наволочки, белье, простыни.
Зашел немецкий солдат, взял самовольно самый лучший цветок и унес. Оказывается, скоро именины Гитлера, вот они и собираются чествовать его и украшают буфеты цветами. При очистке больниц под госпиталь все безнадежно больные и умалишенные были уничтожены.
Сегодня очередная отправка в Германию. Отправлялась исключительно молодежь. Как во время рабовладельчества: стоят люди и дожидаются, вот подъедут, заберут неизвестно куда, и спрашивать не у кого, а будешь допрашиваться, получишь плети. Нет той энергии, какая бывала у молодых людей при отправке куда‐нибудь на новостроящиеся предприятия в советской России. Бывало – песни, пляски, гармошки, гитары, веселье. А тут стоят угрюмые.
Характерный способ изобрели германские офицеры. Чтобы не поехать в Германию, девушкам нужно пойти с офицером на ночь, тогда получает на руки бумажку и остается. Но останется ли дома – еще неизвестно. Может быть, с той бумажкой отец с матерью в уборную сходят, позволившие такую учинить мерзость над родной дочерью. Хотя люди сейчас не очень страшатся бесчестия…