Семья Васильевых в 30-х годах занимала почти весь первый этаж дома, несущественно изменившего свой внешний облик за 100 лет. Николай Николаевич Васильев был деканом медицинского института, тётя Катя – домохозяйкой, а Люся и Боря их дети. Запомнились три просторные комнаты: столовая с большим круглым столом и буфетом, комната родителей с металлическими никелированными кроватями и домашней библиотекой, детская – обязательно с кошками или собаками. В доме был туалет с красивым иностранным унитазом и общая кухня.
Люся училась в строительном институте, Борис увлекался голубями, кроликами и прочей живностью, мог держать стойку на руках на самом краю крыши дома. Был всегда в передовых. В 1932 году он научил меня стрелять пистонами из двустволки и разрешал играть с пистолетом и кортиком, который ему подарил мой отец. Маленький, привлекательный пистолет браунинг мне так понравился, что, незаметно для взрослых, я его взял домой в Болотную, где мы жили с мамой. Вскоре его пришлось вернуть Борису, а я занялся изготовлением поджигалок, заряжаемых серой от спичек.
На службе в Красной армии и на войне мне приходилось стрелять из различных типов личного оружия, в том числе из маузера, однако, в отличие от отца, оценки по стрельбе выше чем «зачёт» не получал, хотя был сильно ранен уже в детском возрасте.
Как предусматривала планировка города, большой двухэтажный дом имел обширный, закрытый со всех сторон, в том числе высокими кирпичными стенами соседних домов, двор. Зачем томичи укрепляли дома кирпичной кладкой только с одной стороны, я не знаю до сих пор. Возможно, это тайна города. В нашем дворе были овощные грядки, цветники, норы кроликов и много свободного места. С левой стороны от дома № 7 ширину двора ограничивала кирпичная стена дома, в котором жили американцы, работающие по контракту.
С некоторыми из этих соседей я случайно познакомился, когда мы с мамой ехали зимой в Томск, а я свалился с третьей полки, когда там спал. Я был тогда тепло одет: шапка, шуба, пимы, – поэтому существенно не ушибся. Зато американцы, ехавшие в этом же купе, охали и ахали по-своему всю дорогу.
Они были добродушными, постоянно занятыми людьми. Дарили соседям на память «вечные ручки» и спички, зажигающиеся от трения, даже о подошву.
Для въезда во двор имелись крепкие ворота, а для прохода – калитка, рядом с которой была лавка, очень удобная для вечерних посиделок. Однажды очень взволнованная и рассерженная тётя Катя обнаружила нас с Толиком, братом жены Бориса, на этой лавке уже в совсем тёмное время за делёжкой метровых щук, пойманных бреднем в озёрах на другой стороне Томи. Щук было много, но ещё больше нам попало за позднее возвращение домой.
Взрослые переволновались и надолго запомнили этот беспокойный поздний вечер.
Характерный для ребят случай произошел со мной на городском пляже. Я случайно наступил на разбитое донышко от тёмной бутылки, которое острым краем стукнуло по ноге и разрезало вену. Моя левая сандалия заполнилась кровью, я испугался, однако большую рану обмотал лопухом и хромая пошёл домой.
Увидев меня бледным и в крови, домашние также перепугались, но своевременно обработали рану и приняли срочные меры по устранению последствий от потери крови. (Постель, морковь, гранат, кагор.) Серьёзное ранение ноги надолго осталось в памяти.
Первое моё свидание с девушкой также произошло в Томске. Недалеко от нашего дома находился крутой спуск, ведущий к центру города, и большая деревянная лестница, рядом с красивым храмом. На этой очень приметной лестнице состоялась встреча с Олей Роговой, с которой мы два года жили в одной квартире на станции Болотной и которая потом переехала с мамой в Томск. Волнительная встреча, по переписке, состоялась в точно оговоренное время, но наши взаимные интересы, возможно возрастные, не совпадали, и мы навсегда расстались. Она была уже красивой барышней, а я ещё стеснительным мальчиком.
В это время, как упомянуто выше, я дружил с Толиком, у нас были сходные интересы при ловле рыбы и купании в реке. Неожиданно к нему приехал дальний родственник, нашего возраста, у которого в Новосибирске умерли родители, он продал дом и стал на некоторое время нашим приятелем с деньгами. Однажды он пригласил нас в ресторан, где практиковалась игра на бильярде на деньги или выпивку. Я внимательно присмотрелся, как забивают игроки большие шары в лузы, и решил, что у меня это получится не хуже, так как имел хорошую практику игры в домах отдыха Крыма, где работала младшая сестра мамы – тётя Шура. При поддержке друзей мне удалось выиграть «американку», а следовательно, и ящик пива у усатого спорщика. Друзья были довольны. Это была первая и последняя коммерческая игра на зелёном столе с использованием луз, шаров и кия.
У Васильевых жили две большие собаки: немецкая овчарка и чёрный сеттер. Они отличались послушанием, но обладали некоторыми странностями. Сеттер боялся мух и прятался от них под кровать, считая, что они могут ужалить, как пчёлы. Овчарка боялась грома и убегала от этих страшных звуков.