Наконец 9-й сводный парадный полк 1-го Прибалтийского фронта собрался воедино. Нас разместили в чистых пассажирских, плацкартных вагонах, и поезд медленно двинулся в столицу нашей Родины. Для полного обеспечения участников Парада всем необходимым в составе поезда находилось два вагона с обслуживающим персоналом, три вагона-холодильника с продуктами, два вагона с немецкими коровами. Был ещё отдельный вагон, в котором ехали генералы и знамёна боевых частей. По чьим-то соображениям за каждым пассажиром было закреплено конкретное место так, что в одном вагоне и купе размещались представители различных родов войск. На обратном пути следования эта «хитрость» привела к драматической ситуации, о которой скажу ниже.
Специальный поезд двигался к столице быстро, остановки происходили только для смены паровозов. За окнами были видны разрушенные станционные постройки, сожжённые деревни, разбитые дороги, заброшенные и незасеянные поля. Люди, мелькавшие за окном вагона, в основном женщины, подростки и дети, одеты плохо, худые, измождённые лица. На наш поезд народ не обращал особого внимания, шёл и шёл обычный пассажирский поезд. Население не знало о предстоящем Параде. К вечеру следующего дня эшелон прибыл в Москву. Состав, после маневрирования по путям сортировочных станций, выехал на железнодорожную ветку, идущую от Савёловского вокзала, и остановился для разгрузки на станции Хлебниково возле Клязьминского водохранилища.
То место, куда мы прибыли, наполнило меня большой душевной радостью. Именно в деревню Хлебниково я вместе с матерью приехал из Сибири в 1934 году. Здесь мы встретились с отцом, который закончил строительство первого и второго шлюзов на Беломорско-Балтийском канале, а затем проводил топографическую разбивку трассы нового канала от Хлебникова до Химок.
После окончания строительства канала Москва – Волга в 1937 году для лучших ударников стройки был выделен новый флагманский теплоход «Иосиф Сталин», на котором отец, мать и я проплыли от Северного речного вокзала до первых шлюзов и обратно.
Размещались мы в каюте люкс на второй палубе, в носовой части красивого теплохода. Через большие окна каюты, иначе их не назовёшь, открывался обзор водохранилищ, широкого (85-метрового) канала, гидротехнических сооружений, а также других достопримечательностей.
Отец рассказал о тех особенностях и сложностях строительства, которые появлялись и были на его участке (участок № 2, Химки – Хлебниково).
Он смог воплотить знания инженера-топографа и свои организаторские способности в те материальные памятники, мимо которых мы проплывали, начиная с речного вокзала и кончая шоссейным мостом через Клязьминское водохранилище.
Для меня были и остаются наиболее значимыми следующие сооружения: весь ансамбль Северного речного вокзала, четырёхпутный железнодорожный мост возле Химок, заградительные ворота, уложенные на дне канала, и глубокая выемка (участок канала с самой большой глубиной залегания грунта).
В Хлебникове я два года учился в школе. В этих местах с друзьями ловил рыбу. А в 1940 году, перед уходом в военное училище, купался в последний раз.
Хотелось быстрее всё вспомнить, пройтись по знакомым с детства местам, увидеться с друзьями, потрогать руками все, что встречалось и напоминало довоенную жизнь в этом почти родном крае. Но я был лейтенант, выполнял конкретную задачу, и в любое время обязан быть в строю парадного батальона. С нетерпением ожидал того свободного часа, когда можно будет, отдав честь солдату на проходной, быстро-быстро доехать до Лианозова и встретиться с мамой. А пока нас разместили в помещениях пехотного училища, расположенного на берегу канала Москва – Волга, недалеко от железнодорожной станции. Мне в ту пору было двадцать два года, и после фронтовых передряг и неустройства быта мы почувствовали необычную заботу, свободу и уют, появилось самомнение вседозволенности.
Первые дни пребывания в Москве были омрачены перестрелкой с милиционерами, неумеренным употреблением спиртного, самоволками из казармы, крупными и мелкими нарушениями распорядка дня, различного рода хулиганскими выходками. Однако принятые командованием жёсткие меры всех быстро отрезвили и обеспечили воинский порядок в казарме, на тренировках и в прочих общественных местах. Личное табельное оружие офицеров было изъято, а любой проступок карался немедленным возвращением в свою часть. Было откомандировано значительное число сержантов и в меньшей степени офицеров, но этого оказалось достаточно для установления надлежащего воинского порядка. «Потери» личного состава привели к тому, что батальон остался без запасных на случай отсутствия по каким-либо причинам одного или нескольких человек, уже включённых в списки парадного расчёта.