Война и миф. Расширенное и дополненное издание

Все правильно – футбольные болельщики ведут себя точно так же. Они ругаются, когда их команда проигрывает. Когда судья показывает красную карточку их любимому игроку, они приходят в ярость и начинают кричать: «Судью на мыло!» Болельщики требуют справедливости, если им кажется, что соперники нарушают правила, зато радуются, когда фолят свои.

– Смотри, арабов все время унижают. Убивают палестинцев, убивают иракцев, – говорит мне студент Ахмад. – И даже чемпионат мира по футболу тоже, наверное, отдадут не нам, а какой-нибудь Южной Африке. Опять скажут, что мы террористы, – с неподдельной горечью заявляет демонстрант.

По египетскому телевидению, правда, утверждают, что шансы есть и что спорт вне политики.

Но политика, конечно, это тот же спорт – игра, в которую играют единицы, получающие за это миллионные призовые, и миллионы людей, которые просто следят за ней по телевизору, болеют, переживают, а иногда громят рестораны, если их команда проигрывает слишком часто.

Вот только на том плакате, который несли студенты в университете, под портретами убитых лидеров «Хамаса» было написано: «Все мы готовы умереть». Держали плакат мальчишки, которые еще недавно гоняли мяч посреди проезжей части.

«Воюют фанатики!»

20 июня 2006 года. Пошла вторая неделя войны в Ливане. На обстреливаемой ракетами «Хезболлы» израильской территории я обнаружил, что из всех войн с арабами эту войну здесь считают самой справедливой.

Жертвы

– Мне позвонили из больницы и попросили срочно выйти на работу. Сюда подвезли новых раненых, поэтому на кухне нужна была моя помощь. Я работаю в больнице поваром. Так вот, как только я вышел из дома, неподалеку ударила «Катюша». В меня попало шрапнелью – в спину и по ногам. – Яков Абдул не прерывает своего рассказа, но я слышу, что на крыше начинают работать сирены. Я нахожусь в Цфате, в десяти километрах от израильско-ливанской границы. Этот город принял на себя наибольшее количество ракет «Хезболлы». Мы с Яковом разговариваем на балконе городской больницы.

– Скорее в укрытие, Яков, слышите меня, пойдемте, – кричала Сильвия Уолтрес, пожилая эмигрантка из США, работающая в больнице секретарем. – Первым делом надо отойти подальше от окон. Бомбоубежище внизу, на первом этаже.

Я помог Якову подняться. Он был контужен и, кажется, не слышал сирен. Мы медленно шли к лифту.

Якову не повезло дважды. Через сутки после того, как его госпитализировали, еще одна ракета попала в само здание больницы. Ракета взорвалась на крыше. От самого взрыва никто не пострадал, но почти во всей больнице выбило стекла и несколько врачей получили легкие ранения. В момент взрыва Яков был в палате и от удара упал с кровати. Он тихо продолжил:

– Я сам был танкистом, воевал в Египте в 1973 году, но этот взрыв не могу забыть. Я вспоминаю его каждую ночь.

– А кого вы вините в том, что здесь сейчас происходит?

– Да всех их: сирийцев, «Хезболлу», «Хамас», Иран.

Я бы отрубил всем им головы и выставил бы на всеобщее обозрение.

В убежище было уже много народу. В основном дети – детское отделение находилось совсем рядом. Многие из них плачут. На полу у стены сидела Кристина Маркони, итальянская журналистка из агентства Associated Press. Мы с ней встретились у входа в больницу. Она была очень напугана и, кажется, тоже плакала.

Мой гид Рон схватился за пейджер. Как и все израильтяне, он был резервистом и был прикреплен к пресс-службе армии – поэтому ему на пейджер приходили все сводки последних армейских новостей.

– Сейчас объявили воздушную тревогу в Цфате и Хайфе, – констатировал он. – Кстати, за сегодняшний день по Израилю выпустили уже тридцать ракет. Двое наших солдат убиты. «Хезболла» утверждала, что один военный похищен. Убит еще один гражданский. Это произошло недалеко отсюда, в Нахарании, мужчину убило, когда он бежал в бомбоубежище, прямым попаданием.

Я услышал, как рядом со мной одна из врачей разговаривает по телефону по-русски.

– Ты уже в убежище? И мы тоже сидим. Давай, дочка, звони.

Я подошел к ней. Ее зовут Ольга, она из Ессентуков. Жила в Израиле уже 10 лет, в больнице работала педиатром.

– Надоело это все, – улыбнулась Ольга. – В пятый раз за сегодня приходится сюда бегать.

– А не страшно вам? Почему вас не эвакуируют? Почему сами не убежите?

– Как же мы бросим детей? Я сегодня вообще здесь на дежурстве, двадцать четыре часа работаем. А так весь Цфат уже пустой. Почти все переехали на юг. Страшно, конечно, но я сама живу не в Цфате, а на Голанских высотах. Там бомбят меньше.

Ольга снова улыбнулась.

– Как вы отсюда поедете? – заботливо спросила она.

– Вам лучше уехать до того, как стемнеет, а то по вечерам здесь совсем страшно.

Мы услышали несколько разрывов – один за другим.

– Пойдемте, покажу вам, куда упала ракета, – предложила Ольга. – Это было в десять вечера. Вот в этом кабинете сидел начальник нашего отделения. Спиной к окну. На него выбитые стекла и посыпались.

Комната и правда была усеяна битым стеклом.

– И как он сейчас?