Поездка в Дарфур была моей последней командировкой на войну. Я уже решил, что завязываю с этой странной профессией. Военному корреспонденту трудно сохранять рассудок. Мира раскалывается на: здесь и там. Всегда кажется, что все, что ты делаешь там, намного важнее, чем простой быт здесь; все время ужасает, что здесь никто не ценит, не знает не понимает и не хочет понять той правды, которая очевидна там; все что присходит здесь, кажется невероятной глупостью, постыдной мелочностью.
Я решил уйти из военной журналистики, потому что мне казалось, что я теряю контроль над собой; я перестаю здраво оценивать происходящее вокруг, начинаю верить в мифы, ради которых вокруг меня убивают и умирают.
Дарфур был последней и самой бессмысленной командировкой. О геноциде, который продолжался там около пяти лет, в России фактически никто так и не узнал – и все это казалось таким далеким и неважным. Вернувшись, я и сам уже не был уверен, что из общепринятых статистических ужасов из Дарфура правда, а что преувеличение.
Судан удивил меня тем, что это была куда более бедная страна, чем, например, Ирак при Саддаме. И ура-патриотическая риторика была та же, и конспирология, которой пичкали меня мои собеседники. Но если в Ираке я то и дело убеждался, что его затравленные жители повторяют слова о любви к своему вождю, потому что они парализованы страхом, то суданцы по большей части искренне верили – так мне показалось. Ужасающие условия жизни не мешали им свято верить в то, что особый суданский путь – единственно правильный, все войны, которые они ведут – оборонительные и священные, а вождь, который их убивает и защищает, во всем прав.
Я так устал от этой заезженной пластинки, что решил, что больше не буду ее слушать.
И слушаю ее до сих пор.
Война
– Уважаемые пассажиры. Мы приветствуем вас на борту нашего самолета, следующего по маршруту Хартум – Эль-Фашер.
Никого из пассажиров это объявление не смущает, его просто никто не понимает – а все потому, что оно было произнесено по-русски.
Самолет, который летит в столицу Северного Дарфура, – это украинский Як-42, принадлежащий одесской компании «Южные авиалинии». Суданцы арендуют его вместе с экипажем: двумя пилотами и стюардессой Анжеликой.
– А вы что, всегда делаете объявления на русском? – спрашиваю я ее.
– Да нет. Только если в самолете русские. То есть сейчас – специально для вас.
Украинский экипаж работает в Судане уже полгода. Анжелика говорит, что летать два раза в неделю в Дарфур вовсе не страшно. Она не слышала сообщений о том, что в отдаленных частях этой провинции все еще идут бои, правительственные войска бомбят позиции боевиков, а ООН оценивает число погибших в гражданской войне в Дарфуре за последние три года в 300 тыс. человек.
Нефть
– Дарфур – это как ваша Чечня. То, что здесь произошло, еще не скоро сотрется из памяти, – рассказывает мне Хасан аль-Макки, политолог и руководитель Суданского центра африканских исследований. По его мнению, главная причина произошедшего в Дарфуре – заговор западных стран против Судана. Здесь об этом говорят все чиновники, пишут очень многие газеты и с упоением рассказывают большинство аналитиков.