Война и мир Ивана Грозного

«Ее цари не жалели забот и трудов для создания мощного флота, но все эти усилия останутся тщетными, если России не удастся завоевать и присоединить побережье Турции, Греции и Швеции — что даст ей выход в открытое море и удобные гавани». Это строки из британской «Таймс» от 24 августа 1853. К этому времени России уже удалось завоевать значительную часть побережья Балтийского и Черного морей, но все равно британцы считают, что поскольку выходы из этих морей проходят через бутылочные горла проливов, контролируемых другими странами, то свободы мореплавания у нас нет. А что же в XVI веке?

А в XVI веке нас поставили в угол в холодной запертой комнате. Но мог ли удовольствоваться такой ролью своей страны энергичный, волевой и стратегически мыслящий правитель, каким был Иван Васильевич? Уж он-то понимал, что внутриконтинентальная замкнутость и малопродуктивное сельское хозяйство, поглощающее все трудовые ресурсы, обрекает страну на постоянное отставание. В условиях начавшегося передела мира это могло в любой момент привести к потере Россией независимости и даже исчезновению русского народа.

В своей борьбе за балтийское «окно в Европу» Иван опирался на поддержку растущих русских городов, и посадских верхов, и посадских низов, всего торгово-промышленного сословия, что ясно покажет земский собор 1566 года. Западники, которые клеймят Ивана Грозного за чрезмерное, по их мнению, усиление государства, не видят, что царь был прямо-таки страстным борцом за основополагающие либеральные ценности — равноправное включение в мировой рынок, свободную торговлю, развитие торгового и промышленного капиталов, развитие институтов гражданского общества (местного самоуправления и т. д.). Или может, декларируемые и реальные «ценности» у российских западников — это две большие разницы, как говорят в Одессе?

Значительная часть русской родовой знати, представленная в «Избранной раде», не желала войны за Прибалтику. Только дело не в их миролюбии. Они предпочитали сохранение статус-кво, при котором им и так неплохо жилось. Прибавочного продукта, создаваемого страной, вполне хватало на благополучную жизнь нескольких тысяч знатных семей. А в случае неблагоприятного стечения обстоятельств для страны можно было пригласить польского короля или отъехать в Литву.

Интересы русской родовой аристократии не совпадали с интересами недавно образованного русского централизованного государства. Успех в войне усилил бы не только царя, но также мелкое поместное дворянство, торгово-промышленное сословие и, в противовес, ослабил бы боярство. И это оно прекрасно понимало.

Русское боярство не было настроено на тяжелую изнурительную борьбу против ливонской и польско-литовской аристократии также по идеологическим причинам. Бояр, баронов и панов объединяло общее мировоззрение, общие взгляды на «идеальное» политическое устройство, на необходимость аристократических привилегий. С литовской знатью многие русские князья имели не только духовное, но и кровное родство. Им не надо было кричать: «Феодалы всех стран объединяйтесь», они и так были объединены.

Недаром и историки XIX века, выражающие аристократическую точку зрения, такие как Карамзин, будут фактически занимать сторону наших врагов в этой войне, всячески преувеличивая, а то и измышляя «жестокости» московских войск, но очень старательно не замечая преступления западных армий и вероломство западных властителей. Прямо как сегодня CNN.

Насколько же реалистично Иван Васильевич оценивал шансы России в борьбе за выход к Балтике?

Быстро меняющаяся внешнеполитическая ситуация требовала от него решительных действий.

Ливония, сохранявшая значительные военные и финансовые возможности, тем не менее, уже не была бастионом фанатичных рыцарей-монахов.

Как пишет Р. Виппер: «Ливонское рыцарство от монашеского быта перешло к светской жизни, к частной собственности, обратилось в землевладельческое дворянство; бароны и рыцари, увлеченные хозяйством в своих имениях, старались добиться наибольшей прибыли на рынках внешних и внутренних».

Иван видел, что Ливония стала объектом польских и шведских вожделений. Во второй половине 1550-х годов поляки принудили Орден к двум соглашениям, ставящим Ливонию в зависимое от них положение. Намечающийся скорый выход поляков к Риге, Ревелю и Нарве еще больше бы ухудшил бы стратегическое положение России и ее коммуникации с внешним миром.