Война и мир в твиттере

Каким-то чудом я смог подать голос:

– Не совсем…

– Это Пеппер твитила с аккаунта «Высшей лиги бургеров», – сказал Итан.

– Погоди, что?

Я даже не подозревал, что папа на кухне, пока он не появился в дверном пролете, держа в руках сковородку и полотенце. Он посмотрел сначала на меня, затем на Итана, словно не понимал, от кого ждать ответ.

– Пеппер Эванс, – пренебрежительно сказал Итан. – Учится в нашей школе. Ее семья владеет «Высшей лигой бургеров».

Мама нахмурила брови.

– Я думала, ту девочку зовут Патриция.

– Ее настоящее имя Пеппер, – сказал я. – То есть настоящее имя – Патриция, но зовут ее Пеппер. – Или Сиалия. Или Девочка, Которая Опять Разозлится на Джека. Как вам больше нравится.

– Эта женщина.

Если бы я не увидел, как у отца шевелились губы, я бы подумал, что мне показалось, что он это сказал. На его лице отразилась тень странного выражения; он опустил голову и стал разглядывать сковородку, чтобы я этого не заметил, но было поздно. Я посмотрел на маму в надежде, что она тоже ошеломлена, как и я, но она просто тяжело вздохнула.

– Какая женщина? – спросил Итан. Чем бы он ни занимался в своем ноутбуке, все было позабыто. И когда ответа на его вопрос не последовало, он добавил: – Мы пропустили что-то?

Папа посмотрел назад, сжав губы в прямую линию.

– Нет. Просто… Мы же закрыли тему с «Твиттером», верно?

– Верно, – тихо ответил я.

Он кивнул.

– Пусть тогда все остается на своих местах.

И затем в жутком телепатическом родительском стиле они с мамой молча пошли в спальню. Они не закрыли дверь – они никогда не делают этого, когда обсуждают что-то, – но их голоса были слишком тихими, чтобы можно было что-нибудь услышать.

У меня в руках завибрировал телефон.

Сиалия

«Так что насчет завтрашнего дня, маэстро хлебобулочных изделий?»

Завтра. День прогульщика.

Крохотный кусочек зарождающегося во мне восторга был раздавлен нахлынувшей паникой.

Лэндон.

Я не мог быть уверенным в этом на сто процентов, но я точно не выдумал выражение ее лица сегодня в бассейне или легкого заикания, когда она с ним разговаривала. Она думает, что Волк – это Лэндон.

Нет. Она хочет, чтобы Волк оказался Лэндоном.

– Что за херня? – пробурчал Итан.

Я посмотрел на Итана, на выбивающее из колеи сходство в его глазах. Обычно в моменты вроде этого они больше всего похожи на мои собственные – тот же прищур, то же ощущение, что мы зашли в тупик. Мой союзник. Мой брат. Другая половина непокорного целого, которое мы вместе составляем. Но сейчас я был настолько далек от странностей моих родителей, что, если бы они сейчас вернулись в эту комнату и начали говорить по-немецки, я бы все равно продолжил сидеть как вкопанный и тонуть в океане жалости к себе.

– Эй, – сказал Итан. Он не спросил, что не так, но этот вопрос бы заложен в тоне его «эй» и во взгляде, с которым он посмотрел на меня.

И мне внезапно до боли в груди захотелось рассказать ему обо всем. О «Визле», о Пеппер, о будущем и обо всех остальных мелочах, которые меня сейчас терзают. Как бы сильно я ни пытался обойти тень Итана, все равно эта тень лучше всех понимает мою. Как бы я ни обижался на него за навешенные на меня проблемы, он все равно оставался моим первым и лучшим другом.

Я не рассказывал ему не потому, что не доверяю. Причина лишь в том, что я сам не хочу принимать этого. Если я раскрою ему свои тайны и переживания, это только упрочит мое унижение, а я с этим сталкиваться не готов.

Я сгреб ноутбук и телефон.

– Я хочу пораньше лечь спать, – промямлил я.

– Правда?

Желание открыться ему возникло с новой силой. Итан перехватил мой взгляд, и на мгновение остались только мы. Никакой школы, никаких друзей, покупателей или еще каких-нибудь незнакомцев. Так было в детстве, пока между нами не встал целый мир. Пока Итан не стал для меня мерилом настолько же, насколько он был моим братом.

Я тяжело сглотнул.

– Да.

Я зашел в свою комнату, скинул обувь и плюхнулся на кровать, зарывшись лицом в подушках. Мне надо было уснуть в таком положении на всю ночь, а может, на всю оставшуюся жизнь. Но хотя мои глаза закрыты, а тело расслабилось на матрасе, я все еще испытывал приступы боли и самосожаления, которые не отпускали меня, как если бы я выпил чашечку эспрессо из кофе-машины, которая стоит в кулинарии, и кофеин ударил мне в голову.

Мой телефон снова завибрировал. Я не обращал внимания. Это писала Сиалия – нет, Пеппер, – и я по-прежнему не знал, что ей ответить. Я хотел, чтобы время остановилось. Я не хотел принимать решение. Но дело было в том, что я мог и не отвечать ей, но решение уже было принято. Домино уже было запущено, поэтому пришло время упасть еще нескольким костяшкам. Я же буду просто безучастно наблюдать за их падением.

Затем мой телефон завибрировал снова, потом еще раз. Я сонно оторвал голову от подушки и посмотрел на экран. Это был Пол. Честно говоря, мне следовало догадаться, что это он, по тому, с какой скоростью приходили сообщения.

Сегодня 9:32 PM

чувак. ЧУВАК. чувак чувак чувак чувак