Действительной причиной прогресса сельского хозяйства (и следовательно, роста населения) было совершенствование агротехники: распространение кукурузы, батата, арахиса, скороспелых сортов риса. В XVIII в. успехи стихийной крестьянской селекции привели к появлению риса, вызревавшего через сорок дней после высадки рассады – на десять дней раньше, чем прежде. Это дало возможность значительно расширить практику двухразовых посевов и увеличить урожаи. Кроме того, огромное значение играла интенсификация труда: пахота с использованием волов постепенно заменялась ручной вспашкой, когда тщательно обрабатывался каждый кустик риса[2599]
. Китайская технология возделывания риса требовала в десятки раз больших затрат труда, чем технология выращивания пшеницы в Европе[2600]; в то же время она была примерно в десять раз более продуктивной. В низовьях Янцзы 1 му земли, средней по качеству, давал в двух урожаях примерно 800 цзиней риса[2601], т. е. 1 гектар давал 79 центнеров в год; в Европе при трехпольной системе урожайность редко превышала 10 ц/га[2602], т. е. 1 гектар давал околоРост численности населения приводил к дроблению крестьянских участков и разорению крестьян. Уже в начале XVIII в. обследование нескольких провинций показало, что лишь 30-40% крестьян имеют свою землю, остальные вынуждены арендовать ее у помещиков; при этом многие крестьяне-собственники хозяйствовали на карликовых участках в 8-10 му[2604]
. В середине XVIII в. положение ухудшилось, губернатор Хунани докладывал императору, что «ныне богатым дворам принадлежит уже пять-шесть десятых всех земель и те, кто раньше владел землей, теперь стали арендаторами»[2605]. Деревню заполнили массы безземельных батраков, готовых работать за скудную похлебку. Дешевизна рабочей силы привела к падению цен на рабов; в 70-х гг. XVIII в. раб стоил в среднем 10 лян серебра, почти вдвое меньше, чем в прошлом веке[2606]. В то же время месячное пропитание раба (1/2 даня риса) стоило 5 цяней, а рабочего можно было нанять за 6 цяней в месяц (10 цяней равны 1 ляну)[2607]. Очевидно, что рабство стало невыгодным[2608]; маньчжуры за выкуп отпускали своих рабов и сдавали поля в аренду.Уменьшились и поместья маньчжурских воинов; привыкнув к расточительности, они влезали в долги, разорялись и продавали свои земли ростовщикам, хотя такие продажи были запрещены законом и правительство иногда пыталось выкупить эти поместья. К середине ХVIII в. маньчжурские солдаты лишились половины своих земель, многие из них жили на выдаваемые казной пайки[2610]
. Солдаты получали ссуды на приобретение оружия, но они часто использовались не по назначению, и некоторые воины не имели доспехов. Вместе с тем вырванные из своей природной среды маньчжуры и монголы быстро утрачивали свои военные навыки. К началу XIX в. значительно уменьшилась сила используемых маньчжурами луков: если в XVII в. упоминались луки с натяжением до 8 ли (44,2 кг), то теперь пехотинцы используют луки с натяжением в 5 ли (27,6 кг), а кавалеристы – только 3 ли (16,6 кг). Большую часть кавалерии в XIX в. выставляли уже не маньчжуры, а китайцы. Армия постепенно китаизировалась, в начале XIX в. численность китайских контингентов, входивших в «Зеленое знамя» достигала 650 тыс., что примерно вдвое превосходило остальные «знаменные войска». Аркебузиры по-прежнему составляли менее половины всех пехотинцев. При этом огнестрельное оружие практически не совершенствовалось: на вооружении находились те же аркебузы и пушки, что и в XVII столетии[2611].