Война и потусторонний мир

– Это наш шанс, – твердо сказала Ягина. Взяв Александру за плечи, она торопливо заговорила: – Послушайте меня, Саша. Если ваше тело еще живет, если оно пытается лечиться – значит, ваша рана не смертельна. А это значит, что, попадись вам возможность оказаться дома, – вы спасетесь. Слышите, станете живой, как я и обещала в нашу первую встречу. Так помогите мне! Полетимте вместе в Мертвое царство, вызволим гран-мама из подземелья, а там все вместе пересечем границу миров – гран-мама поможет – и будем свободны.

Александра опешила.

– Но ведь Кощей говорил, что сраженный мертвой сталью к живым не вернется…

– Да вы-то живы! А значит, мертвая сталь не возымела над вами власти, и вам нет нужды оставаться.

Александра с трудом выдохнула. Слова Ягины проехались по ней хуже пушки-единорога. Еще день назад она не колебалась бы ни секунды, но сегодня…

– А как же… Константин?

– Какое вам до него дело, когда вы можете вернуться к жизни! – возмутилась Ягина. – И в конце концов, вы помните, ведь вы дали мне обещание.

Это было правдой. Александра и в самом деле обещала – и не собиралась брать свои слова назад. Но ведь первой ее задачей было доставить Константина в лесную столицу, и это еще не свершилось. Она все думала, как объяснить это Ягине, не обидев, как вдруг вдалеке послышались копыта. Много, много всадников, настоящий кавалерийский отряд, и направлялся он безошибочно в сторону шара.

Александра взяла Ягину за руку.

– Мне кажется, нам лучше уйти с открытого места.

Они едва успели укрыться в небольшом овраге, как на поляну волной хлынули всадники. Кощеевские гусары с потухшими глазами крепко держались в седлах. Во главе отряда ехала женщина в черном платье-амазонке. При виде ее Александра почувствовала, как к горлу подступает злая досада: притороченной к черно-золотому седлу болталась высокая шапка с пышным хвостом из конского волоса.

Марья Моровна оглядела шар, возвышающийся над деревьями, и подозвала своего генерала.

– Они рядом. Оставьте один отряд охраной, остальные – на поиски. Я чувствую, цесаревич близко – его нужно найти во что бы то ни стало.

Генерал свистнул в свою дудочку, и часть эскадрона спешилась, а другая, отделившись, с грохотом ринулась дальше в лес. Марья Моровна подождала, чтобы за ними улеглось облако дыма и пыли, и направила коня в сторону обгорелого дерева, а там – дальше, туда, где виднелось начало белесого тумана.

Александра всмотрелась в отряд, оставленный охраной, и с ужасом узнала всадников. Вот стоит, покачиваясь, поручик Пучков, вот сгорбился корнет Волковенко, а вот, клонясь чуть набок, цепляется за уздечку флейтщик Николаша. Рядом застыл Долохов, а во главе отряда, держа обнаженную саблю в безвольной руке, виднеется сам Пышницкий с пустыми, затянутыми белым глазами.

– Куда вы? – послышался яростный шепот Ягины, и Александра поняла, что, ведомая порывом, вышла из укрытия и шагает прямиком к мертвым гусарам. Каждому из них она обязана жизнью, каждого знает и любит, с каждым ела сухари, ходила в атаку, спасалась от погони. Они учили ее биться, слушали ее песни, прикрывали перед начальством. Как можно оставить их здесь, подчиненными чужой воле?

Не обращая внимания на испуганное шипение за спиной, она приблизилась. Подошла вплотную, с трудом вдыхая сладкий, тошнотворный запах гнилого мяса. Видеть их снова – видеть то, что от них осталось, куски израненной безжизненной плоти, их лишенные мысли глаза… почему даже в смерти им не дают покоя?!

– Долохов, – сказала она, останавливаясь напротив друга. – Ты меня слышишь?

Ноздри Долохова раздулись, он фыркнул, втянул воздух.

– Саша! – напряженно позвала Ягина. – Перестаньте, он загрызет вас!

Александра осталась. Вглядываясь в загоревшиеся темным огнем глаза, она взмолилась:

– Долохов, сколько мы провели вместе, не может быть, что ты меня не узнаешь! Помнишь, как учил меня вертеть пикой, а я не рассчитал и шлепнул древком тебя по затылку? Как ты спас меня на балу, когда госпожа Третьякова пыталась увести меня в сад для уединенной беседы? Помнишь?

Из груди Долохова вырвалось протяжное рычание. Он неуверенно шагнул вперед и скрючил измазанную в грязи и крови руку. Еще раз по-звериному принюхавшись, он неестественно выгнул шею.

Александра сглотнула страх.

– А Милку? – продолжила она, не двигаясь с места. – Помнишь собачку Милку, что выскочила на поле перед самым наступлением, и мы с тобой ловили ее из-под ног уланов? Как нас потом отчитывал Пышницкий, как грозил разжаловать в солдаты, если мы еще хоть раз выкинем подобное коленце? И сколько раз потом ему приходилось повторять эту угрозу? Ты помнишь?

Синие губы разомкнулись, Долохов оскалился. Зубы его были черны, словно он грыз землю.

– Саша! – Ягина рванулась к ней, но поздно.

Долохов набросился, лязгая челюстью и горя глазами. Александра не отступила. Наоборот, шагнула ближе и, делясь теплом, сжала его в объятии.

Зажмурившись, она ждала боли. Ждала, что он разорвет ее или ударит, но произошло совсем другое. Стало смертельно холодно, невыносимо тесно, а потом внутри что-то загорелось. Она поняла – он обхватил ее руками.

– Быстров?..