Война и потусторонний мир

– Вы слишком рисковали, – сказал он глухо. – Поверьте, моя жизнь – если ее можно так назвать – не стоит подобной жертвы. Я заслужил все, что там происходило.

Александра подивилась самоуничижению, сквозившему в его тоне.

– Зачем вы так говорите? Не вы убили Соловья и не вы выставили его голову на обозрение.

– Но я единственный, кто может за это расплатиться.

– Расплатиться мучением за жестокость отца? Неужели ваши философы с вами бы согласились?

Константин молчал. Наконец он обернулся в сторону лагеря, и в глазах его читалось столько сомнения, что стало страшно: не ровен час, побежит обратно, добровольно сдаваться соловьям на истязания.

– Послушайте, – сказала она торопливо. – Кому будет лучше, если вы повиснете на том дереве? Это не вернет Соловья, не даст каганату лучшей жизни и не запретит вашему отцу убивать по своей прихоти и дальше. Неужели вы не видите, что ваша судьба в другом? В той голубой папке, которая и в самом деле может изменить жизнь всего государства?

Константин медленно поднял на нее взгляд:

– Вы в самом деле верите в то, что я написал?

Александра хмыкнула.

– Если бы не верил, я не стал бы спасать это, рискуя быть подпаленным огнедышащим змеем.

С этими словами она вытащила из-за пазухи голубую папку. Константин в неверии посмотрел на подпаленный золотой шнур, а потом лицо его просветлело.

– Вы… вы… – Он искал, что сказать, но бросил, вместо этого вскинул руки для объятия – и тут же остановился. – Я расцеловал бы вас, если бы это не грозило вам смертью, – сказал он смущенно. – Вы даже не представляете… Я в бесконечном долгу перед вами.

Александра и сама чувствовала, как заливается краской.

– Не стоит, ваше высочество.

– Умоляю, зовите меня Константином.

Все еще сияя, он вдел руки в рукава тесноватого для него ментика. Александра успела заметить бугрящиеся, но стремительно бледнеющие шрамы на плечах и под ключицами.

Любовно огладив папку, он сунул ее за пазуху.

– Удивительный вы живой, – сказал он, глядя с искренней благодарностью. – Есть ли что-нибудь, чего вы боитесь?

– Воды, – усмехнулась Александра.

– Воды? – удивился Константин. – Как, вы не умеете плавать?

Шрамы под челюстью заныли, как и всегда при далеком воспоминании из детства.

– В младенчестве я едва не утонул. С тех пор как смотрю на волны, так вижу… утопленников, и они будто зовут… – Александра встряхнулась, отгоняя неуютные мысли.

– Значит, хорошо, что мы не собираемся заглядывать по пути в Болотное царство, – сказал Константин. – В остальном же – вы лучшая охрана.

– Кстати, об этом, – спохватилась Александра. – Раз уж я теперь один отвечаю за вашу сохранность, расскажите: вам и в самом деле не грозит никакая смертельная опасность? Мне важно знать, чего еще можно ожидать от врагов, в которых, по всей видимости, у вас нет недостатка.

– О, не переживайте, – уверил Константин. – Моя смерть надежно спрятана, и отец бережет ее пуще ока. По крайней мере, до тех пор, пока окончательно не разочаруется во мне и не решит оставить царство Катерине.

Александра почувствовала, как при этих словах слева что-то кольнуло. Будто булавка или шпилька, приколотая изнутри доломана. Но откуда бы?

– И что тогда? – спросила она.

– Тогда? – Константин вздернул брови. – Тогда ему нужно будет всего лишь уничтожить мою иглу. Но не волнуйтесь, в этом нет настоящей угрозы, чтобы достать ее, отцу пришлось бы снарядить отряд на остров Буян, а это не так-то просто…

Кольнуло снова. Воспоминание, мутное и пыльное, всплыло неясно, словно сквозь бычий пузырь. Было в нем что-то важное, засыпанное песком, Александра пыталась докопаться, но тонула. Вот, кажется, получилось усилием разжать зубы, но знакомая боль в груди тут же повалила на землю. Темнота накрыла мешком, и в этой плавучей черноте уши перерезало адское петушиное пение.

– Александр! – услышала она сквозь мерный тошнотворный скрип, от которого трясло все тело. – Вам больно, Саша?

Холодные руки завозили по карманам в поисках мази, и Александра, едва находя силы, отпрянула. «Я сам, сам», – твердила она, но получалось сказать это вслух или нет, уверенности не было. Ей удалось вынуть банку и отвернуться. Кажется, она поднялась на четвереньки. Петух закричал во второй раз, забравшись куда-то в затылок, и от звука затрещали уши. Откуда-то пришло понимание: его третий крик – смерть. Отрывисто выдыхая, Александра зачерпнула мазь и втиснулась ладонью под рубашку. Пока она застыла, не смея вдохнуть, выжидая облегчения, что-то плюхнулось ей на ладонь. Это был искореженный кусок картечи, выскользнувший из раны.

– Вам лучше?

Обтерев глаза, Александра села.

– Лучше, благодарю, – сказала она, все еще не слишком уверенно. – Спасибо вам за мазь.

– Благодарите моего отца, – отозвался Константин, и в его голосе Александре послышалась досада. Зачерпнув воды из родника, он протянул ладони: – Пейте.

Сзади раздалось громыхание, будто оползень сходил с горы. Суматошная дробь копыт и визг колес донеслись из-за поворота.

Предчувствуя опасность, Александра вскочила.

– А это, должно быть, Ягина.

Константин встал рядом.

– Кажется, вы правы.