Война и потусторонний мир

– Потому что знаю, о чем ты хочешь говорить с ним, – процедила Ягина. – Будешь убеждать стать соловьем? Обещать геройства и богатства? А я не хочу увидеть его голову на главных воротах Кощеева дворца, как месяц любовалась на череп твоего папаши. С тем, что рано или поздно увижу там твои косы, я уже смирилась, а его – не хочу. Не хочу, слышишь?

Синица даже попятилась от ее настойчивости.

– Что ж ты говоришь такое?

– Правду! Сколько у тебя людей по горам попрятано? Тысяча? Две? У Кощея мертвяков на заднем дворе – с десяток тысяч, он хоть завтра еще столько же из Живой России притянет. Неужели ты думаешь, что он не поведет их на тебя, когда узнает, что вы сотворили с его сыном? Соловьям не так уж много осталось летать – хоть его не подводи под Кощеевы ружья.

Синица выслушала молча, а потом указала в сторону занавески.

– Оставь нас, – сказала она глухо. – Чудовище твое хвостатое заждалось.

Ягина постояла, дергая баночку на поясе, но наконец, бросив последний взгляд на Александру, откинула занавеску. Свет главного зала брызнул внутрь, но, словно чувствуя, что его здесь не ждут, немедленно скрылся, оставляя комнату в трепещущем красноватом полумраке.

Александра не знала, встать ей или остаться сидеть, знала только, что от появления Синицы комната будто вспыхнула жарой, и за ворот теперь то и дело стекали горячие капли.

Синица подошла к одной из курильниц. Тень ее, огромная, заполнила комнату, уперлась мощными плечами в самый купол.

– Я вижу тебя, Быстров, я тебя чувствую… мы похожи… – Синица открыла пахучую склянку и добавила масла. Во все стороны потянулась вязкая смолистая сладость. – Ни деньгами, ни титулами тебя не прельстишь, ты грезишь свободой, покой тебе хуже гроба. Тогда еще, когда увидела тебя на крыше кареты, я все ждала, чтобы ты сдался, а ты только зубы сжимал. Хорошо. – Она ухмыльнулась, придвигаясь. – И потому – Ягина права – я буду предлагать тебе остаться. Сделать горы своим домом, стать соловьем и помогать нам сражаться с бессмертным людоедом. Научу тебя скакать быстрее, заряжать за минуту, даже свистеть – это ведь не магия, а соловьиные секреты. – Постояв над Александрой, она опустилась рядом. – Что молчишь? Боишься того, что Ягинка сказала?

Александра покачала головой:

– Безнадежность вашей борьбы для меня не помеха.

– Тогда что?

– Мой долг… – начала Александра.

– Кому? Кощею, что ли?

– Нет, мой долг Живой России.

Синица сдвинула брови.

– Ты про вашу войну? Думаешь, смерть твоя там или жизнь остановит француза? Ну вернешься – а потом снова умрешь, никто и не заметит, ни враги, ни свои. Мелочь ты там, прутик в половодье. А здесь будешь крушить Кощеевых солдат – так они не смогут забирать твоих. Ягина сказала, Кощей заманил вас в ловушку – вот сможешь отомстить и остальных своих сберечь, чтобы не мертвяками становились, а бились там, за переходом.

О, эти слова упали нужными семенами в самые свежие борозды на сердце. Отомстить Кощею за смерть эскадрона и уберечь от предательской ловушки других – об этом она не смела и мечтать, а теперь мысль проросла репьем и кололась.

Почувствовав слабину, Синица заговорила с большей страстью:

– Там ты соринка, у меня же каждый боец – герой, каждый соловей – часть победы. Мы вместе деремся и вместе празднуем, и вместе умрем, зато за благое дело. Мы одни знаем, что мировыми Кощея не усмирить. Ледяная дева думает, бумажками остановит его, а ведь вот он, уже нарушает договоры. Она ему палец, а он ей вот-вот всю руку откусит – всю Потустороннюю Россию чернотой своей заполонит. Мой отец знал это – за свое знание и поплатился.

Александра обвела взглядом изумрудные курильницы, фарфоровые вазы и тончайший муслиновый балдахин золоченой нити.

– Ягина говорила, не только за это.

Синица глянула на нее с прищуром:

– А как без денег сено лошадям и пшено людям покупать? – Она хлопнула себя по коленям, и усыпанные рубинами браслеты на ее запястьях гулко звякнули.

– Не могу. – Александра отвела взгляд. – Я присягнул своему императору и не могу изменить клятве.

– Да послушай меня, Быстров, Кощею ведь всего мало, он скоро и за Живую примется. И тогда француз вам так, комаром надоедучим покажется: мертвяки поднимутся с погостов и пойдут в охоту за мясом.

– Вот тогда и приду к тебе, – сказала Александра.

Синица посмотрела хмуро, будто собираясь ругаться, но наконец расправила брови. Отвернувшись, она прошлась по комнате, попутно пнула пару подушек и остановилась. Стянула кафтан, оставаясь в тонкой шелковой сорочке. Вернувшись, снова села, теперь еще ближе, и опустила тяжелую ладонь Александре на колено.

– Пусть будет по-твоему, – сказала она веско. Грудь ее поднялась и опустилась. – Отпущу тебя. И даже коляску дам тебе с Ягинкой, и золота местного, чтобы путь в Живую Россию себе выкупил.