Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917

Эта телеграмма меня сильно удивила. Вместе с генералами Клембовским и Лукомским я внимательно изучил протоколы совещания главнокомандующих. По ним выходило, что локальные наступления на разных наших фронтах предполагалось начинать только в том случае, если наши союзники со своей стороны перейдут к активным боевым действиям в январе или феврале; при этом мы должны по возможности откладывать начало своих операций. Следовательно, независимое наступление 12-й армии было совершенно незапланированным. На первый взгляд казалось, что было бы вполне естественно напомнить генералу Рузскому о решении совещания и приказать ему отменить наступление, которое, как видно, еще не началось. Мне, однако, приходилось брать в расчет и соображения совершенно другого порядка. Несколько раз за последние десять месяцев в различных пунктах боевых позиций Северного фронта проводилась подготовка к началу наступлений, которые во всех случаях, за одним только исключением, были потом отменены. В связи с этим не было сомнений, что очередной приказ об отмене наступательной операции весьма отрицательно скажется на моральном состоянии всех частей этого фронта. С другой стороны, вся имеющаяся у нас информация позволяла серьезно надеяться, что предложенное наступление на Рижском выступе окажется успешным. Разумеется, мы могли бы отсрочить его до момента начала предполагаемого наступления союзников. Однако в таком случае приходилось учитывать возможность того, что о наступлении, отложенном и все же начатом в более поздний срок, станет известно германцам, тогда как главные надежды на успех генерала Радко-Дмитриева были связаны именно со внезапностью операции. Именно по этой причине информация о предполагаемом наступлении поступила от главнокомандующего Северным фронтом только накануне ее фактического начала. Было бы полезно запросить генерала Рузского о причинах отдачи им приказа, находящегося в явном противоречии с решениями совещания. Но такой запрос, стань он известен пускай только ограниченному кругу старших чинов, ответственных за проведение наступления 12-й армии, мог быть понят ими в том смысле, что Ставка не одобряет решения о проведении зимнего наступления. А это, в свою очередь, могло отрицательно повлиять на настроение главных начальников, что негативно сказалось бы на действиях их младших подчиненных и войск вообще.

Я так подробно остановился на этом эпизоде для того, чтобы показать, какими сложными соображениями приходилось руководствоваться при отдаче распоряжений о проведении боевых операций. Это было особенно справедливо в тех случаях, когда отданные приказы касались не только действий воинских частей, но также влияли на психологический настрой старших начальников, который эти люди невольно, можно сказать – механически, передавали потом войскам, находившимся под их командой. Этот эффект во все времена самым серьезным образом влиял и впредь будет влиять на ход военных действий. Никакое усовершенствование механических устройств, используемых государствами для взаимного истребления, не может принизить важности морального состояния солдат и того действия, которое оно производит на боеспособность войск. Нельзя забывать, что любые механические средства уничтожения, применяемые в битве, приводятся в действие живыми людьми, которые подвержены влиянию различных психологических факторов. В ближайшем будущем мне не довелось встретиться с генералом Рузским, и мне по сей день неизвестно, под каким предлогом (или, возможно, только по недомыслию) он в начале января санкционировал операцию, предпринятую генералом Радко-Дмитриевым. Это наступление, явившееся для германцев полной неожиданностью, поначалу дало хорошие результаты. Были захвачены вражеские позиции, пленные, пулеметы и целые батареи легкой и тяжелой артиллерии. Тактическая оборона Рижского участка усилилась благодаря захвату ближайшего к Риге выступа германских оборонительных линий, который глубоко вклинивался в наши позиции к югу от озера Бабит на левом берегу реки Аа[148].