Выслушав эту столь радикальную программу, я ответил достаточно раздраженно, заявив, что он идет va banque, и поинтересовался, кто дал ему право вести такую игру и гарантировал, что страна будет безропотно ждать новых выборов или возобновления работы Думы. Как видно, мое замечание застало Протопопова врасплох. Министр перебил меня, не дав договорить, и сказал, что вполне со мной согласен и действительно играет va banque, причем надеется «этот банк сорвать». Я спросил, вполне ли он сознает, что стоит на кону в затеянной им игре. Тогда Протопопов, сообразив, вероятно, что зашел слишком далеко, пошел на попятный и снова прервал меня: «Согласен; как видно, мне следует еще раз серьезно все обдумать». Прощаясь, среди прочих любезностей, на которые он не скупился, Протопопов выразил надежду, что наша беседа не станет последней; напомнив, что мы встречались с ним в юности, он сказал, что со временем мы должны понять друг друга. На деле же наш долгий разговор оказался первым и последним. Во время моего следующего посещения столицы он больше не искал случая побеседовать со мной. Методы проведения внутренней политики, которых придерживался Протопопов, были достаточно решительны, но в то же время и слишком рискованны, что, по всей видимости, он и сам отчетливо понимал. Мне же они показались настолько знаменательными, что я счел долгом при первой же встрече с императором возможно более полно рассказать ему о своей беседе с министром внутренних дел. От себя я добавил, что Протопопов обязан понимать – играя va banque, он ставит на кон интересы короны, судьбу династии и самое существование России; возможно по-разному оценивать моральные качества этого министра, но нет и не может быть двух мнений относительно масштабов его легкомыслия, если он считает допустимым играть в азартные игры в вопросах государственной важности. Очевидно, император был чрезвычайно удивлен услышанным. Его величество тем не менее не выразил никаких сомнений в том, что касается точности моего отчета о нашем разговоре, и не счел необходимым пригласить Протопопова к себе, чтобы в его присутствии убедиться в истинности рассказанного мной.
Закончив свои дела в Петрограде, я поспешил вернуться в Ставку, предварительно заехав в Царское Село для личного доклада императору. Там я узнал, что цесаревич по состоянию здоровья должен не вставать с постели, в связи с чем возвращение в Могилев откладывается. Во время разговора со мной его величество спросил, имеется ли безусловная необходимость его присутствия в Ставке. Когда я ответил, что он уже утвердил планы работ на зиму и что нет никаких оснований ожидать сколько-нибудь серьезных военных событий, император сказал: «Если мое присутствие в Ставке необходимо, сообщите мне». Потом добавил: «Если я не приеду в Ставку, то во всяком случае могу рассчитывать встретиться с вами, когда вы приедете в Петроград на Межсоюзническую конференцию».
Вскоре после возвращения в Могилев я получил телеграмму от генерала Рузского, сообщавшего, что он уполномочил командующего 12-й армией генерала Радко-Дмитриева начать наступление местного значения к югу от озера Бабит[147]
.