Совершенно случайно я приехал в Петроград примерно в середине ноября 1915 года и задержался в городе на два дня – за всю войну вплоть до декабря 1916 года это было мое единственное посещение столицы. Будучи лично близко знаком с И. Л. Горемыкиным, я счел необходимым посетить его и просветить насчет того, что представляет собой генерал Беляев как солдат и администратор. Я, помнится, высоко оценив добросовестную работу Беляева, связанную с проведением мобилизации, сравнил тогда его назначение на пост военного министра с назначением министром финансов очень опытного бухгалтера, вполне овладевшего правилами ведения учетных книг, но совершенно невежественного во всем, что касается финансовой науки. Я не мог не отдать должное тщательности и аккуратности, которые отличали необыкновенно методичную работу генерала Беляева, и его всестороннее знание правил кабинетной управленческой деятельности. Одновременно я указал на многие недостатки генерала, которые делали его неподходящим кандидатом на столь высокий пост. Кроме того, он не пользовался авторитетом у армейских начальников. В декабре 1916 года во время его посещения Ставки возник вопрос о его дальнейшей службе. Сам он просил о назначении на строевую должность, рассчитывая получить командование армейским корпусом. Поскольку он не имел серьезного опыта командования войсками в боевой обстановке, я считал, что будет вполне достаточно назначить его начальником пехотной дивизии. В этом смысле я и говорил о нем с императором. Его величество, прощаясь с Беляевым перед его отъездом в штаб-квартиру генерала Сахарова для доклада о совещании, сообщил ему о своем решении сделать его командиром дивизии. Примерно 1или 2 января, вскоре после того, как государь отбыл из Могилева, я получил от него телеграмму, в соответствии с которой генералу Беляеву следовало немедленно выехать в Петроград и явиться к императору. Сначала я не придал этой телеграмме никакого значения, и только по прошествии некоторого времени я неожиданно понял, что Беляев был вызван в связи с его назначением на какой-то административный пост. Тем не менее мне и в голову не могло прийти, что в Петрограде его назначат военным министром. Тут определенно чувствовалось влияние императрицы, которая была знакома с Беляевым по тем же комитетам, что и с князем Голицыным.
Не меньшее изумление в правительственных кругах Петрограда и у публики вызвал перерыв в работе Думы. Сам этот факт ввиду перемен в руководстве правительства мог бы считаться вполне естественным, если бы не упорное распространение слухов о будущей деятельности законодательных учреждений, об их отношениях с министром внутренних дел Протопоповым, целью которого было добиться в конце концов управления страной без вмешательства Думы или Государственного совета. Получив по телеграфу разрешение императора на свою поездку в Петроград, я по прибытии в столицу в первую очередь постарался договориться о встречах с такими людьми, как князь Голицын, новый министр путей сообщения Войновский-Кригер, министр земледелия Риттих[143]
и военный министр Беляев.Я посчитал, что терять время на разговоры с министром Протопоповым бессмысленно, а потому просто заехал к нему и оставил визитную карточку. Больше всего мне хотелось не спеша и без помех обсудить с министром иностранных дел H. H. Покровским[144]
вопросы, связанные с приближающейся Межсоюзнической конференцией.Пока пост председателя Совета министров занимал Трепов, предполагалось, что он же будет председательствовать и на конференции. Очевидно, теперь император собирался передать эти обязанности князю Голицыну. По крайней мере, сам князь рассказал мне, что он, пытаясь убедить его величество не назначать его премьер-министром, в качестве одного из аргументов выдвигал трудности, которые возникнут у него в связи с необходимостью председательствовать на Межсоюзнической конференции. Затронув в разговоре со мной эту тему, князь Голицын с готовностью согласился на назначение председателем конференции министра иностранных дел Покровского. Мы сошлись на том, что я доложу об этом императору. В разговоре князь Голицын объяснил мне, что вполне сознает опасность не только роспуска Государственной думы, но даже отсрочки открытия ее сессии, в особенности – на неопределенное время.