Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917

Вступление в войну Румынии порождало и поныне порождает горячие споры. Разногласия вызывают два вопроса. Во-первых, подходящий ли момент выбрали румыны для объявления войны и, во-вторых, не было ли выгоднее для союзников, если бы Румыния продолжала сохранять благожелательный нейтралитет? Судя по дальнейшим событиям, не может быть никаких сомнений в том, что выступление Румынии на стороне союзников принесло бы больше пользы как ей самой, так и державам Согласия в случае, если бы произошло одновременно или сразу же после наступления Брусилова в мае 1916 года. Что касается сохранения нейтралитета, то вероятно, что в тот момент Румыния была поставлена перед необходимостью выбора присоединения к той или иной из воюющих сторон. Во всяком случае, с большой долей уверенности можно утверждать, что выступление Румынии и ее неравная борьба с врагом в первой половине зимы 1916/17 года принесла огромную пользу союзникам, поскольку в те зимние месяцы бои на русском и англо-французском фронтах совершенно замерли. Австрогерманцы всегда стремились использовать это время для усиления своей активности. Так, зимой 1914/15 года, воспользовавшись теплой погодой в районах Царства Польского, они попытались взять Варшаву. В зимнюю кампанию 1915/16 года австрийцы расправились со злосчастной Сербией, а германцы пытались захватить Верден. Если бы зимой 1916/17 года германцам не пришлось перебросить на территорию Румынии около тридцати дивизий, чтобы покончить с ее сопротивлением и остановить наше наступление, призванное помочь румынам, то они, без сомнения, нашли бы этим войскам другую область применения. Их операции могли быть направлены против плацдарма в Салониках и армии генерала Саррайля[160].

Надо полагать, что германцы, направив против Салоник даже значительно меньшие силы, чем те, что потребовались им на румынском фронте, и используя существенно более короткие, по сравнению с союзниками, линии коммуникаций, могли бы добиться там несомненного успеха. Результатом было бы установление прямого контакта между германской и греческой армиями. Из тех сведений, которые было позволено опубликовать в печати, нам известно, что император Вильгельм поддерживал связь со своей сестрой – королевой Греческой, и, как видно, обещал ей оказать зимой 1916/17 года быструю помощь. Это поддерживало короля Константина в его усилиях по поддержанию греческой независимости[161].

По окончании Межсоюзнической конференции появилась возможность более часто собирать «польскую» комиссию. Открывая заседание, князь Голицын объяснил присутствующим, почему его величество передоверил ему председательство в этом собрании. Голицын, однако, ничего не сообщил при этом о действительных намерениях и предложениях царя. Тем не менее, зная, что создание комиссии явилось результатом моих докладов царю, он обратился ко мне с просьбой разъяснить собравшимся, что имел в виду император, говоря в своем указе от 25 декабря 1916 года о будущем истинном польском единстве, употребив при этом выражение «свободная Польша».

В этой ситуации мне не оставалось ничего другого, кроме как возможно более полно изложить членам комиссии содержание моих докладов императору. Я повторил перед ними все аргументы, которые привели меня к мысли о том, что благополучие двух славянских народов – русского и польского – несовместимо с их насильственным объединением в одной империи и должно быть упразднено. Польше должно быть позволено вести такое же независимое существование, как России. Как я уже указывал, среди членов комиссии находились председатели обоих российских законодательных учреждений.

Обмен мнениями начал М. В. Родзянко, сообщивший, что он принимает участие в работе комиссии как частное лицо, а не в своем официальном качестве председателя Думы. Развивая свою мысль, он объяснил, что будет говорить исключительно от своего имени. В том же смысле высказался и председатель Государственного совета Щегловитов.

Представляя комиссии свои взгляды на польскую проблему, я рассчитывал, что в обсуждении примет участие Сазонов и, как автор плана польской автономии в составе Российской империи, изложит перед нами свой проект и причины, побудившие его предложить такое решение польского вопроса. На самом же деле дальнейшие дебаты свелись к обсуждению справедливости или ошибочности представленных мной доводов. Сазонов совсем недавно – по смерти графа Бенкендорфа – был назначен послом в Великобританию, на пост, который он так никогда и не занял. Он и другие, склонные поддержать его мнение, излагали свое понимание будущего устройства Польши и той роли, которую она будет играть в составе Российской империи. Некоторые из них считали, что автономия должна давать Польше право иметь собственные войска; некоторые представляли себе в будущем образование некоего двуединого царства, напоминающего Австро-Венгрию. Большинство этих людей более всего страшились того, что независимая Польша попадет под германское влияние, что отзовется ущемлением русских интересов.