Война или мир

– Ну, у них в Америке, если по их же фильмам судить – вот привозили какой-то, помнишь? – так полная жуть! Чтоб мазурики целой бандой среди дня, на автомобилях, и из автоматов палят – ты у нас можешь такое представить? Вон, в прошлом месяце у инженера кошелек вытащили, так шуму было после – пока не поймали, кто уворовал! А у них воры и убивцы могут на воле ходить и даже с прокурором и полицейскими за руку здороваться, причем все знают, кто они, но не посадить, так как «нет доказательств». И это у них называется «политика» – ну вот ты можешь представить, чтоб у нас самого большого пахана и в депутаты? А у них запросто – украл гроши, тебя посадят, а украл миллион, поделился с кем надо, и ты уже уважаемый человек.

– Что говорить, поганая у них жизнь. Одно слово – мир капитала. Вот ни за что бы туда не захотел!

– Ну так ты подумай, Ржавый, чья возьмет? Вот на нас вся Европа накатилась – и где этот Еврорейх? Если посчитать, над кем мы вертухаили – над немцами, французами, итальянцами, поляками, венграми, румынами, кто там еще нам попадался? Японцы были, теперь ждем китайцев. Кто следующим будет – англичане, американцы, про всяких там негров и индусов молчу? До Всемирного СССР.

Томас У. Ренкин, бригадный генерал армии США (в отставке).

Из интервью журналу «Лайф» – записано в 1954 году

Мы отважно сражались – но Господь не послал нам победы. Не помню, кто из великих это сказал.

Зато я не забуду слова генерала Макартура – надеюсь, вы не подвергаете сомнению его признание лучшим полководцем Соединенных Штатов, как минувшей Великой войны, так и всех времен? – что мы победили, но обстоятельства оказались сильнее. «Как если бы на ринг, где вы почти уже нокаутировали противника, вдруг врывается толпа его дружков, да еще с ружьем» – это сказал после наш старина Дуг, непревзойденный гений войны.

Истина же такова, что во всех сражениях наш экспедиционный корпус одержал полную и решительную победу (над китайцами Мао). А несколько неудачных для нас стычек с русскими были не более чем боями местного значения, в которых мы не были разбиты, а отступили в полном порядке. И тот факт, что советская танковая армия так и не решилась перейти в наступление против нас, свидетельствует о том, что и русские считали нас опасным и достойным противником. Фактически у нас образовался позиционный фронт – при том что советских войск (а не каких-то китаез) против нас было вдвое, если не втрое больше. Но наша судьба была решена политиками. Ради мира и прогресса на земле.

Это был приказ из Вашингтона – и там говорилось не о сдаче в плен, а всего лишь об интернировании. Мы вынуждены были подчиниться. С утра 26 сентября в нашем расположении появились русские «делегаты связи» с рацией. Был согласован порядок – американские подразделения переходили через реку Тай-Хо на русскую сторону, по сохранившемуся железнодорожному мосту, и там, в указанном месте, оставляли технику и оружие, нас уже ждали грузовики и охрана. Первыми интернировались танкисты – генерал Уокер поначалу был против того, чтобы отдавать Советам новейшие «паттоны», но русские были непреклонны, и вашингтонские политики сдались, подтвердив эти наглые требования. Затем настал черед остальных.

Первая танковая, «железнобокие». Третья танковая. Одиннадцатая пехотная (бывшая десантная). Двадцать четвертая пехотная. Лучшие дивизии Армии США, прошедшие славный боевой путь, во Франции в сорок четвертом (обе танковые дивизии) и на Тихом океане (обе пехотные). Даже после понесенных потерь в нашем корпусе было свыше пятидесяти тысяч человек. К чести русских, они отнеслись к нам с должным почтением – без оскорблений, раненым оказали медицинскую помощь. И даже личную собственность не отбирали! Так что был и приятный момент – в том, что наш командующий, генерал Робертсон, приказал выдать людям не только жалованье за весь срок, но и сверх того фактически раздать все казенные деньги, чтобы не были конфискованы русскими.

А после он приказал сжечь все штабные документы. И застрелился. Жаль – он был истинный солдат Америки!

Нас долго везли по враждебной стране. Предупредив, что бежать бессмысленно и опасно. И подчеркивая, что русский конвой – это не столько для предотвращения бунта и побегов, как для охраны нас от китайского населения. Больше тысячи километров до Пекина – где нас должны были перегрузить в железнодорожные составы, а дальше отправить в один из китайских портов и посадить на суда, чтобы вернуть домой. Нас выгрузили на окраине и сказали, что путь до станции мы должны проделать пешком, «но там всего две-три мили». И раненые были от этого избавлены, а вот офицеры должны были идти.