Война или мир

– Я прошу, дайте нам срок, пусть это будут трое суток, отсчетом с 12 часов этого дня. За это время мы беремся повлиять на короля, чтобы он подписал мир, приемлемый для всех. Пусть ваши войска не пересекают норвежских границ – ну а наши будут отведены от линии соприкосновения, из Южного Нурланна.

– Трое суток. Начиная с 12 часов московского времени, то есть через полтора часа. По истечении этого срока если мы не увидим мирных инициатив, то оставляем за собой право на любые действия.

– Хорошо. Это будет полезный шаг. И последнее. Отдайте нам Ли Юншена и его банду. Просто не мешайте нам вершить правосудие – на своей территории. За кровь американцев, убитых в Синьчжуне.

Вопрос скорее престижа, чем политики. Но русский диктатор должен был уступить – Райан достаточно изучил его прежние поступки, чтобы сделать однозначный вывод: Сталин никогда не был азартен, не рисковал всем, у русских есть уместная пословица про синицу в руках и журавля в небе. Русские выиграли этот раунд – теперь им разумно взять передышку для закрепления позиций. И они полезли драку за своих в Сиани, но никогда не протестовали всерьез против многочисленных китайских жертв.

– Нет.

– Простите, но наши предложения идут в пакете, – заявил Райан, – тогда и Соединенные Штаты не могут принять ваши условия.

– Мне очень жаль. Тогда продолжим переговоры, когда товарищ Ли Юншен выйдет на нашу территорию.

И Сталин чуть заметно покосился в угол кабинета. Где сидел некто, так и не произнесший ни единого слова. Внимательно слушал, чуть наклонив голову. И пил кофе. Держа себя ну совершенно не как технический специалист!

Кто в этом мире и в этой стране мог бы вот так, не вставая, сидеть в кабинете советского диктатора, присутствуя при переговорах такого уровня? Подобно тому, как сам Райан шесть лет назад на переговорах в Токийском заливе играл роль «адъютанта» адмирала Нимица. Когда Лазарев так же скучающе-равнодушно смотрел на величайший и сильнейший в мире флот США во главе с «Монтаной», как доктор Ливингстон в Африке на скопление туземных пирог.

В чем Сталин никогда не был замечен – это в склонности к розыгрышам. И русским, по общей психологии, просто не пришло бы в голову шутить с всесильным диктатором и даже предложить ему что-то подобное. Так кто мог здесь, в присутствии Сталина, вести себя минимум как равный?

Контролер, наблюдатель оттуда. Из-за Двери. Нет, была еще вероятность, что Вождь преемника натаскивает, но хотя лицо сидевшего было плохо различимо, Райан мог сказать, что он не был похож ни на одного из членов Политбюро, чьи портреты можно было видеть во всех русских учреждениях. Но отчего тогда он открыто сидит – ведь у тех точно есть аппаратура для прослушивания, намного превосходящая нашу? Или это знак уже нам? Если предположить, что они знают, что мы знаем о Двери – вернее, рассматриваем эту версию всерьез! – тогда они должны были и понять, что мы догадаемся. А если они высокомерно презирают нас, как янки у Марка Твена – англичан времен короля Артура?

И что делать – продолжать как ни в чем не бывало? Или все же попробовать переломить игру? Читать мораль – наподобие того, как еще сам Фрэнки упрекнул Джо в присвоении того, что принадлежит всему миру, а не одной стране – Сталин лишь усмехнется в усы и будет прав. А вот если по-другому…

– Могу я спросить, за что вы так ненавидите мою страну? – обратился Райан, к человеку в углу. – Догадываюсь, что там, откуда вы пришли, наши страны воевали. Но ведь здесь пока еще ничего не случилось, и мы вовсе не враги! Мы могли бы, как единственные державы, оставшиеся в этом мире, прийти к соглашению, разделить сферы влияния, выгодно торговать. А в дальнейшем – чтобы не жить под угрозой еще более страшной войны – договориться о разоружении, открыть границы, вести политику добрососедства и терпимости. Отчего вы хотите воевать? Разве мир и торговля для вас не лучше?

И тут незнакомец заговорил. Судя по голосу, это был человек уже в возрасте, хотя и младше Сталина.

– Не вариант. Так как джентльмен – хозяин своего слова: всегда может взять его обратно.

Елезаров Валентин Григорьевич.

Ранее – замполит (зам по восп. работе) АПЛ «Воронеж». В настоящий момент – на службе в «инквизиции»

Или местные товарищи воспринимают наше влияние ударными темпами – или мы их изначально недооценивали!

Мне бы и в голову не пришло – предложить такое самому Вождю! Ну не по чину это. А вот Пантелеймон Кондратьевич – решился! И придумать, и предложить.

После он говорил, что в основе идеи был прием с допросов НКВД, когда сидит в углу, кроме следователя и допрашиваемого, еще кто-то третий, молчит, и лица не видать. А у подследственного сразу мандраж, а вдруг это кто-то из тех, кто уже «раскололся»? Или свидетель, кто помнит, что я там и тогда говорил? Или кто-то из начальства мою судьбу решает? Ну а кто нервничает, тот обязательно сделает ошибку!