Война иными средствами

Еще больше проблем может возникнуть у правящего режима Ирана. Согласие Тегерана на переговоры по ядерной программе могло быть продиктовано именно сланцевой революцией, которая благополучно заменила для США подпавшую под санкции иранскую нефть и не позволила нефтяным ценам выйти на пик. (При этом угроза ужесточения санкций США и ЕС против Ирана и отключения от системы SWIFT вполне может считаться «побочной»[997].) По заключении в июле 2015 года «ядерной сделки» с постоянными членами Совета безопасности ООН и Германией и ввиду (если соглашение не сорвется) частичного ослабления санкций в течение года Тегеран намерен увеличить добычу нефти: с приблизительно 3 миллионов баррелей в сутки в июле 2015 года до 4 миллионов баррелей в сутки к середине 2016 года[998]. Долгосрочные цели Ирана куда более амбициозны – к 2020 году Тегеран надеется достичь нефтедобычи на уровне примерно 6 миллионов баррелей в день (это даже больше, чем до введения санкций). Эти прогнозы, вероятно, слишком оптимистичны и потребуют около 100 миллиардов долларов иностранных инвестиций, но Тегеран наверняка получит значительные доходы от продажи энергоносителей и сможет успешно оказывать энергетическое давление на регион. Вдобавок «выплеск» иранской нефти на рынок станет дополнительным фактором влияния на мировые цены на нефть в среднесрочной перспективе[999].

Крупнейшие мировые производители энергии в совокупности имеют все основания беспокоиться в связи с развитием добычи нетрадиционных носителей, а вот потребители энергии могут рассчитывать на выгоды, казавшиеся немыслимыми лишь несколько лет назад. Конечно, снижение цен на энергоносители может стать экономическим благом для страны-импортера этих ресурсов. Подобно тому как резкий рост цен на нефть после эмбарго ОПЕК 1973 года породил серьезные проблемы для развивающихся стран, обременив их долгами минимум на десятилетие, нынешнее снижение цен на энергоносители станет благом для таких экономик; оно «перебросит» реальные доходы от производителей к потребителям. В особенности Китай и Индия, учитывая ожидаемый рост спроса на нефть с их стороны на 40 и на 55 процентов соответственно, окажутся в наилучшей позиции для удовлетворения своих потребностей в энергии и смогут решать одновременно другие неотложные задачи[1000]. Это верно также для Японии и Южной Кореи, которые импортируют немало энергоносителей.

Кроме того, Китай может воспользоваться сегодняшним энергетическим бумом в иных целях, даже если отвлечься от усилий по разработке собственных китайских (весьма обильных) запасов сланцевого газа (возникли проблемы геологического характера, не хватает воды для применения метода гидроразрыва, запасы залегают глубоко, крестьяне сопротивляются, а стоимость разработки высока). Будучи крупнейшим в мире импортером нефти и крупнейшим потребителем энергии, Китай немало выиграет от снижения цен на нефть, вызванного поставками американской, канадской и аргентинской ЛННК[1001]. Менее очевидно, однако не менее важно то обстоятельство, что сланцевая революция способна изменить отношения Пекина с государствами, богатыми сырьем[1002]. В долгосрочной перспективе – и при условии, что Китай сможет реализовать свои программы добычи сланцевой нефти и газа – Пекин будет в состоянии уменьшить свою зависимость от стран Африки и Ближнего Востока, которые пока обеспечивают основной объем поставок[1003]. КНР больше не придется предлагать экономическую помощь или инвестиции, чтобы гарантировать бесперебойное поступление нефти из Африки и других регионов. Но такая перспектива – дело далекого будущего, если оно вообще возможно. Спрос Китая на нефть и газ будет неуклонно возрастать, а потому сложно сказать, сможет ли китайский сланцевый газ конкурировать с российским и казахстанским газовым экспортом и поставками СПГ. Что касается ЛННК, здесь положение КНР выглядит еще уязвимее, и в обозримом будущем Китай явно продолжит импортировать сырую нефть из стран Персидского залива и России (для переработки на совместных предприятиях) или будет покупать нефтепродукты в Персидском заливе и Сингапуре.