Война иными средствами

Вероятно, наиболее тревожным показался рано выявленный факт финансирования Катаром, а также Кувейтом (и, возможно, в меньшей степени, Саудовской Аравией), наиболее экстремистских группировок сирийских боевиков – группировок, которые, после ряда слияний и поглощений, в конце концов составили «Исламское государство Ирак и Аль-Шама», то есть ИГИЛ. Пресса сообщала, что в разгар насилия в Сирии катарские предприниматели вдруг оказывались «дистанционными» вожаками бригад сирийских повстанцев. Поток просителей, прибывавших в Доху ради контактов с правительством Катара по поводу финансовой поддержки, был настолько стабильным, что шансы конкретного «посольства» на успех стало возможным предугадать на основании того, в каком из пятизвездочных отелей Дохи это «посольство» размещали. Элизабет Дикинсон вспоминала, что «фаворитами были „Фор Сизонс“ и „Ритц-Карлтон“; лидер ХАМАС Халед Машаль остановился в первом, сирийская оппозиция – в последнем. Отель „W“, шикарный новичок, в основном служит приютом европейским делегациям, жаждавшим инвестиций и природного газа»[655].

Обеспокоенный стремительным возвышением и жестокостью ИГИЛ, Катар начал «отступление» в 2014 году, пусть и вследствие сильного давления со стороны других стран Персидского залива и Запада. Но было уже слишком поздно. «Вооруженные награбленным имуществом иракской армии, боевики [ИГИЛ] избавились от зависимости от своих покровителей в приобретении снайперских винтовок», как сформулировал один наблюдатель[656]. Реальные доказательства найти крайне сложно, однако можно предположить, что удивительно быстрый «взлет» ИГИЛ и череда операций, которые поставили под угрозу весь регион и даже Запад, почти наверняка не состоялись бы (во всяком случае, не в таких масштабах) без начального финансирования экстремистских группировок со стороны Катара и Кувейта[657].

Печальный опыт Катара и Кувейта – лишь недавний образчик того, какими катастрофическими последствиями могут оборачиваться геоэкономические действия, которые не только проваливаются, но и порождают новые проблемы. Снова рассмотрим финансовую помощь Кипру: эта ситуация была в значительной степени вызвана и позднее осложнилась геоэкономическими действиями России, пускай даже в итоге победа осталась за ЕС. (Зато два года спустя Кремль получил доступ в крупнейший порт Кипра для российских военных кораблей, а также поддержку Никосии против новых санкций США и Евросоюза в отношении России в обмен на кредит размером 2,5 миллиарда долларов на выгодных условиях[658].) Можно вспомнить и дипломатические игры с некоторыми африканскими соседями Ливии после свержения Каддафи – вынужденные учитывать экономическое принуждение ливийского режима, многие из этих государств голосовали против действий ООН и Африканского Союза по отстранению Каддафи от власти, и это обстоятельство не могло не сказаться на отношениях с новым ливийским правительством.

Китай тоже обладает довольно длинным списком геоэкономических провалов, причем особенно показательны примеры, когда Пекин сочетал геоэкономическое давление и агрессивное морское поведение в территориальных спорах в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях. Опыт Китая показывает, что геоэкономика не является идеальным инструментом (впрочем, таковыми нельзя назвать ни дипломатию, ни военное принуждение). Но ей и не требуется быть идеальной. Успешные или нет, реально осуществленные или всего-навсего обозначенные, китайские геоэкономические действия обеспечивают фактическое принудительное влияние, которое сохранится в Азии как минимум ближайшие несколько десятилетий и может заставить ряд государств изменить свой геополитический курс.

Что же такого особенного в китайской геоэкономике, отчего она оказывается столь эффективной? Если вспомнить случаи, описанные в главе 4, мы можем более четко представить, как, почему и когда применяется геоэкономическая мощь Китая. Конечно, во многом сказывается структурный фактор: Китай, несомненно, обладает изрядной долей геоэкономических возможностей, описанных выше; но не будем упрощать. Во-первых, налицо множество трений и осложнений даже в рамках этих структурных возможностей; ни в коем случае нельзя утверждать, что эти возможности безусловно позитивны и что они, в совокупности, предлагают некое общее направление китайской внешней политики. Во-вторых, очевидно (но легко забывается), что любая претендующая на полноту оценка геоэкономического влияния Китая должна выходить за пределы структурных возможностей и учитывать целенаправленную политику китайских лидеров. Вдобавок геоэкономические оценки, подобно любым политическим оценкам и прогнозам, подвержены изменениям и легко изменяются вследствие новых факторов (включая сюда политику других государств), которые заставляют Китай варьировать геоэкономическую тактику с учетом различных альтернатив.

Торговля и инвестиции