Война хаоса

– Убирайся из моей головы!

– Я лишь рассказываю тебе о своих переживаниях, Тодд.

Я ему не отвечаю, только продолжаю твердить на ухо Ангаррад, что я здесь.

– Но скоро все станет хорошо, – говорит мэр. – И твоя лошадь поправится. Война закалит вас обоих. Тебе полегчает.

– Как что-то может стать лучше после такого? Как можно стать настоящим мужчиной после такого?

Мэр пригибается ближе:

– Но ведь тебя это захватило, верно?

Я не отвечаю.

(потому что он прав…)

(на секунду я и вправду…)

Но я сразу же вспоминаю того убитого солдата, который перед смертью тянулся Шумом к своему сынишке. Он уже никогда его не увидит…

– Ты был взбудоражен, когда мы загоняли спэклов на холм, – продолжает мэр. – Я все видел. Это чувство горело в твоем Шуме, как пламя. И каждый солдат моей армии чувствовал то же самое, Тодд. Во время сражения мы живы, как никогда.

– А после, как никогда, мертвы.

– О, философствуешь? – Мэр улыбается. – Вот уж не ожидал.

Я отворачиваюсь и снова заговариваю с Ангаррад.

И тут слышу:

Я – КРУГ, КРУГ – ЭТО Я.

Оборачиваюсь и швыряю в него: ВИОЛА!

Мэр морщится, но улыбка с лица не сходит.

– Вот именно, Тодд! Я уже говорил: если ты владеешь Шумом, то владеешь собой. А если владеешь собой…

– …владеешь миром, – заканчиваю я. – Это я уже слышал, не глухой! С меня хватит и первого, спасибо. Мир пусть делает что хочет.

– Все так говорят. Пока сами не окажутся у власти и не попробуют ее на вкус. – Мэр опять поднимает глаза к зонду. – Интересно, друзья Виолы смогут нам рассказать, с какой армией нам предстоит сражаться?

– С огромной, вот какой! – говорю я. – Тебе не по зубам. Там, может, все спэклы планеты собрались! Всех тебе никогда не перебить!

– Пушки против стрел, мой мальчик. – Мэр переводит взгляд на меня. – Ни их распрекрасное новое оружие, стреляющее огнем, ни эти белые жезлы не сравнятся с пушками. А пушек у них нет. И летающих кораблей тоже. – Он кивает на восток. – Так что силы примерно равны.

– Тогда тем более надо положить этому конец.

– Тогда тем более надо сражаться, мой мальчик! На этой планете нет места для двух равных сил.

– Но если мы…

– Нет, – с напором перебивает меня мэр. – Ты же не просто так меня освободил. Ты поставил условие: сделать этот мир безопасным для Виолы.

На это мне нечего ответить.

– Я принял твое условие, и теперь ты должен предоставить мне свободу действий. Благодаря мне Новый свет станет безопасным для Виолы и для всех нас. Ты позволишь мне это сделать, потому что сам не можешь.

Я вспоминаю, как солдаты беспрекословно выполняли команды мэра и шли на верную смерть, только потому что он им так сказал.

И он прав, я в самом деле на это не способен.

Он мне нужен. Ужасно, но это так.

Я отворачиваюсь, закрываю глаза и прижимаюсь лбом к Ангаррад.

Я круг, круг – это я.

Владеешь Шумом – владеешь собой.

Но если я контролирую себя, то, может, смогу контролировать и его.

– Может, – кивает мэр. – Я всегда говорил, что в тебе есть сила.

Я смотрю на него.

Он по-прежнему лыбится.

– А сейчас, – говорит он, – дай отдых лошади и отдохни сам.

Мэр принюхивается к воздуху, в котором теперь, когда не думаешь о смерти каждую секунду, уже начинает чувствоваться мороз. Потом поднимает глаза на вершину холма: из-за гребня выбивается свет спэчьих костров.

– В первом сражении мы победили, Тодд. Но война только начинается.

И Третий

(ВОЗВРАЩЕНЕЦ)

Земля ждет. Я жду вместе с ними.

И горю ожиданием.

Ведь мы разбили врага. У подножия их собственного холма, на окраине их собственного города, мы взяли вражескую армию в кольцо. Они были в смятении и почти не могли сопротивляться… Битва подходила к концу. Мы их разбили.

Но потом почва вскинулась под ногами и подняла нас в воздух.

Мы отступили. Бросились бежать по завалам и разбитой дороге обратно на вершину, залечивать раны и оплакивать погибших.

Но победа была близка. Так близка, что я успел ощутить ее вкус. Я чувствую его до сих пор, когда смотрю на долину внизу, где люди Бездны разбивают лагерь, залечивают раны и хоронят своих мертвых, небрежно сваливая наших в кучи.

У меня перед глазами – другие кучи, в другом месте.

Я горю от этих воспоминаний.

А потом, сидя на вершине холма, я кое-что замечаю – рядом с тем местом, где река с грохотом падает в нижнюю долину. Огонек, парящий в ночном небе.

Он наблюдает за нами. Наблюдает за Землей.

Я встаю и отправляюсь на поиски Неба.

Я иду по дороге вдоль реки, в глубь нашего лагеря. Свет костров не пускает сюда черноту неба. Над ревущей рекой в воздухе стоит влажная дымка, и из-за горящих костров все вокруг словно бы светится. Земля наблюдает за мной, и я петляю меж ними – лица дружелюбные, хоть и усталые после битвы, голоса широко открыты.

Небо? – показываю я голосом на ходу. Где Небо?

В ответ они показывают мне путь среди костров, замаскированных биваков, кормушек и загонов для бэттлморов…

Бэттлморы, шепчут вокруг – с потрясением и даже отвращением, – потому что это слово не из языка Земли, а из языка врагов, Бездны. Я прикрываю его другим, более громким: Небо?

Земля продолжает указывать мне путь.