Война хаоса

Затем он берет меня за руку – ту, на которой я нарастил густой лишайник, ту, что болит, ту, что никогда не заживет. Я отдергиваю ее, но он берет снова, и на сей раз я позволяю его длинным белым пальцам скользнуть по запястью и осторожно приподнять лишайник.

Мы не забудем, зачем пришли, показывает Небо.

Его слова – если говорить языком Бремени, языком, которого так чурается Земля, – его слова расходятся по лагерю, и вот я уже слышу слившиеся воедино голоса.

Вся Земля вторит: Мы не забудем.

В голосе Неба они видят мою руку.

Они видят железный обруч с надписью на языке Бездны.

Они видят вечную метку, навсегда сделавшую меня чужаком.

1017.

Еще один шанс

Затишье

[Виола]

Паника и ужас в Шуме Брэдли невыносимы.

Громко…

Боже, как громко…

Симона с Виолой смотрят на меня, как на умирающего…

Я умираю?

Высадились посреди войны…

55 дней до прибытия каравана…

Может, полететь в другое место?

55 дней до того, как здесь появятся нормальные лекарства…

55 дней ждать смерти…

Я умираю?

– Ты не умираешь, – говорю я, лежа на койке, пока Симона вкалывает мне лекарство для сращивания костей. – Брэдли…

– Нет. – Он вскидывает руки, останавливая меня. – Я чувствую себя таким…

Голым, голым, голым…

– Словами не передать, каким голым я себя чувствую.

Симона устроила в спальном отсеке разведчика импровизированную палату. Я лежу на одной койке, Брэдли на другой, его глаза широко распахнуты, руками он зажимает уши, а Шум становится все громче и громче…

– Он точно здоров? – напряженно шепчет Симона, начиная перевязывать мне лодыжки.

– Я только знаю, что мужчины в конце концов привыкли и что…

– …было лекарство, – перебивает меня она. – Но мэр уничтожил все запасы.

Я киваю.

– Главное, что оно существует. Это вселяет надежду. Хватит обо мне шептаться, звучит в Шуме Брэдли.

– Прости, – говорю я вслух.

– За что? – переспрашивает он, но тут же все понимает. – Вы не могли бы оставить меня одного, хотя бы ненадолго? – просит он.

А в его Шуме: Черт, убирайтесь отсюда и дайте мне спокойно подумать!

– Я только закончу с Виолой. – Голос у Симоны по-прежнему дрожит, и она старается не смотреть на Брэдли, оборачивая целебный пластырь вокруг моей лодыжки.

– Можешь прихватить еще один? – тихо спрашиваю я.

– Зачем?

– Скажу на улице, не хочу больше его расстраивать.

Она бросает на меня подозрительный взгляд, но достает из ящика еще один пластырь, и мы выбираемся на улицу. Шум Брэдли заполняет отсек доверху, от стенки до стенки.

– Я все же не понимаю, – говорит Симона на ходу. – Я вроде бы слышу этот Шум ушами… И не только слышу, но и вижу. Какие-то картинки, образы…

Она права, Брэдли уже начал показывать картинки: они могут появляться в голове, а могут висеть в воздухе перед глазами…

На этих картинках сначала мы, стоящие в дверях, и он сам на койке…

Потом – проекция битвы и что случилось, когда горящая стрела спэклов угодила в зонд…

Потом – виды на мониторах корабля-разведчика, когда он спускался с орбиты: огромный синевато-зеленый океан, бескрайние леса и река, вдоль которой маршировала, полностью сливаясь с берегом, незримая армия спэклов…

А потом…

Симона…

Симона и Брэдли вместе…

– Брэдли! – в ужасе восклицает она, пятясь.

– Прошу вас! – кричит он. – Оставьте меня в покое! Это невыносимо!

Я тоже слегка ошарашена: картинки, на которых Брэдли и Симона вместе, очень четкие, и чем усерднее Брэдли пытается их прогнать, тем яснее и отчетливей они становятся. Я хватаю Симону за руку и тащу прочь, захлопывая за нами дверь люка, – толку от этого почти никакого, все равно что пытаться заглушить громкий крик.

Мы выбегаем на улицу.

Жеребенок? – спрашивает Желудь, выходя из зарослей, в которых он пасся.

– И у животных Шум! – восклицает Симона. – Да что это такое?!

– Информация, – говорю я, вспоминая слова Бена. Однажды – кажется, что это было давным-давно, – он рассказал нам с Тоддом, каково пришлось первым переселенцам, высадившимся на Новом свете. – Бесконечный поток информации, который невозможно остановить, как бы ни хотелось.

– Брэдли так напуган, – дрогнувшим голосом произносит Симона. – Но его мысли, господи…

Она отворачивается, а мне неловко спросить, правду мы видели в Шуме Брэдли или только его фантазии.

– Он все тот же Брэдли, – говорю я. – Помни об этом. Представь, что все вокруг увидели бы твои сокровенные мысли?

Она со вздохом поднимает глаза к двум лунам.

– На кораблях каравана две тысячи мужчин, Виола. Две тысячи. Что произойдет, когда мы разбудим всех?

– Они привыкнут, – отвечаю я. – Со временем все мужчины привыкают.

Симона фыркает сквозь слезы:

– А женщины?

– Ну, с этим тут определенные проблемы.

Она снова качает головой, а потом замечает пластырь в своей руке:

– Так для чего он?

Я прикусываю губу.